. По сообщению 1890 г. в Бессарабии фракийские болгары при засухе отламывали глину со всех очагов и печей в округе и бросали её в воду (реку, озеро); если же узнавали, что кто-нибудь клал новую печь до Юрьева дня, разрушали её, и лишь когда начинался дождь, клали её заново
[440]. Печь также была связана с защитой от дождя и града. Например, в Полесье, чтобы остановить дождь, открывали печную трубу или же выбрасывали из дома на улицу какую-либо печную утварь. Схожие формы защиты от дождя или града встречаются и в южнославянских традициях, например у сербов, болгар и македонцев — для этого широко используется очажный треножник (который у южных славян обычно заменял печь)
[441]. Видимо в генетическом родстве с этими способами защиты стоит обычай сжигать в печи те или иные травы, что зафиксировано не только для Полесья, но и для Словении и Польши
[442].
То, что печь у славян (по меньшей мере, у восточных) играла некую магическую роль — несомненно. А.Н. Афанасьев приводит русский, украинский и белорусский примеры почтительного отношения к печи — при ней нельзя было ругаться («Для твоей речи не выносить печи!»)[443]. Схожие примеры относительно огня приводил С.В. Максимов[444]. А.Н. Афанасьев приводит также любопытные русскую («На печке сидел, кирпичам молился») и сербскую («Кто церкви не видел — и печи молится») пословицы[445]. Интересно и то, что в русских деревнях резные «коньки» украшали не только кровли домов, но употреблялись и внутри изб — возле печей[446].
Обрядовые действия, связанные с печью, могли быть специально приурочены к Юрьеву дню — например, кормили скот с печной заслонки, или, прежде чем скормить скоту хлеб, с ним три раза обходили вокруг печи[447].
Очень интересна связь печи, очага со свадьбами — как у славян, так и у других индоевропейских народов[448].
Существовала местами и определённая связь печи и плодовитости кур-несушек. По сообщению все того же А.Н. Афанасьева, в Курской губернии для того, чтобы куры несли больше яиц, бабы выгребали из печей золу и посыпали ею в курятниках или же курили на печном шестке смесь золы и хлебных отрубей, заставляя птиц «нюхать это курево»[449].
Скорее всего, число подобных примеров можно умножить, если обращать более пристальное внимание на подобного рода детали. Например, Н.И. Толстой, собравший довольно много материала на этот счёт, изучал преимущественно полесскую и сербскую этнокультурные области, на данных которых преимущественно и строится этот небольшой экскурс. Вполне вероятно, что немало такого рода материала можно найти и на исконно русских землях, что показывают хотя бы данные, приводимые А.Н. Афанасьевым.