Только что Алекс собирался отдать Богу душу. Но, услышав, что его вот-вот заколют, проявил чудеса выносливости. Он сел, держась руками за топчан, и сообщил, что сможет прыгать только на одной ноге.
– Я делаю то же самое, – хрипло рассмеялся нежданный помощник. – На двоих у нас будет две ноги. Не так плохо, если учесть, что сорок тысяч уже без голов.
– Сорок тысяч? – поразился Алекс. Отродясь он не слышал о таких цифрах потерь.
– Только с нашей стороны. Сколько у французов, не знаю. Да поспешайте же! – Незнакомец протянул Фабру руки и помог ему встать. Сам он, хоть и утверждал, что ранен в бедро, при случае с воем и матом мог-таки опереться на левую ногу. – Раздробило ее… Боюсь глянуть.
Они выбрались из избы, и очень вовремя. Потому что у посланного Фабру небом товарища едва не увели лошадь. Но тот действовал решительно. Выхватил пистолет и пальнул в похитителя.
– Мародеры! С живых сапоги снимут!
Вор пустился наутек, а незнакомец свистом подозвал кобылу, помог сначала взгромоздиться Фабру, потом сел сам. Лошадь шустро потрусила по дороге среди отступающих войск. Тут только Алекс разглядел, что на спасителе генеральская форма. При виде нее Фабр машинально попытался выпрямиться, но получил толчок в спину.
– Не стоит вытягиваться во фрунт, сидя. Командующий второй сводной гренадерской дивизии генерал-майор Воронцов, будем знакомы.
Фабр назвался.
Последовал удивленный смешок.
– Выходит, вы француз? Забавно.
– Вы можете скинуть меня на дорогу, – простонал Алекс. – Вас трудно будет осудить.
– Молчите. Разговор отнимает силы.
Какое-то время они ехали в тишине.
– А у вас нет акцента, – вдруг произнес Воронцов.
– Я эмигрант. Вернее, дядя – эмигрант. Был. Я вырос здесь.
– И как вам стрелять в соотечественников?
– Вам бы понравилось? – ожесточенно бросил Алекс. – Меня всегда учили: французы – культурные люди. Посмотрите, что они творят. Пленных не брать. Это как?
– Да очень просто. Жрать нечего, они и не берут. В революциях народ дичает. Впрочем, думаю, и роялистская доблесть сильно преувеличена.
С этим Алекс не мог согласиться. Надо твердо помнить, что между якобинскими чудовищами, способными вырезать целые города, и благородным войском Людовиков, ограничивавшихся грабежом и насилием, есть существенная разница. Варвары ее не видят, но для цивилизованного человека она заметна.
– А где же ваша дивизия? – осведомился он. – Неужели не нашлось, кому проводить вас до Москвы?
Вопрос был дерзким, но Воронцов не обиделся.
– А хоть бы и не нашлось. Что тут странного? Еще утром дело было. Мы на Семеновских флешах стояли. Мои войска и генерала Неверовского бок о бок. Две дивизии. Восемь тысяч человек. Теперь не знаю, что от них и осталось. К вечеру меня уже там не было. Против нас семь пехотных и восемь кавалерийских дивизий. Не шутки! Наши видели в трубу и Мюрата, и Нея с Даву, но я сам их в лицо не знаю, потому не поручусь, что мы против таких знатных неприятелей дрались. Когда первый редут французы захватили, я поднял батальон в штыки. Возле меня разорвало гранату. А людей почти всех положило. Меня вытащили и на телеге с подбитым колесом вывезли в Татарки, где наш перевязочный пункт был. Там прооперировали, я немного отлежался и поехал в Москву.