Разве не то же самое я недавно пытался втолковать Валке?
– Ты бы предпочел, чтобы Империи не было? Чтобы сьельсины уничтожили нас планета за планетой? Мы ни за что не смогли бы выстроить организованное сопротивление. – Он не сводил с меня глаз. – Ты недостаточно хорош в этой игре.
– Гибсон, это не игра, – резко ответил я. – Я не играю.
– Что же это, если не игра? – возразил схоласт. – Вся наша жизнь – игра. Но это не означает, что последствия будут несущественны. – Он выпрямился, и я вдруг понял, что он выше многих знакомых мне палатинов. – Адриан, как играют в игру?
Я понял, что меня ждет диспут. Quaestio disputata[41]. Что ж, так и быть. Я расправил плечи, поднял голову и сложил руки за спиной:
– Какую игру?
– Любую игру. Это не важно, ответ все равно один.
Он двигался иначе, чем в жизни, не шаркая и не подволакивая ноги. Он ступал, как положено в мягких туфлях, – с пятки на носок, так, что при каждом шаге его ноги казались заостренными.
Гибсон махнул в мою сторону тростью:
– Думай, мальчик, думай.
Ответ был очевиден.
– Насколько возможно, ты должен следовать правилам, какими бы они ни были. Если нужно, правила можно менять и нарушать. В зависимости от цели игры ты либо соревнуешься с противниками, либо кооперируешься.
– Зачем?
Я почувствовал подвох, а не его суть и дернул поводья, как дозорный впереди колонны, чья лошадь почуяла запах затаившихся в засаде врагов. Но вопрос был частью игры и сам по себе не нес опасности.
– Чтобы победить.
Гибсон шлепнул меня тростью по ноге, как дедушка непослушного внука.
– Kwatz! – скривился он. – «Победить»! Постоянно побеждать невозможно. Придумай что-нибудь получше.
Получше.
Я крепко сжал запястье другой рукой. Идей не было. Живой Гибсон, возможно, сам подсказал бы мне ответ через век-другой, но Гибсон был мертв или бесследно исчез, а это был всего лишь сон – или видение.
– Нужно играть, как будто ты не собираешься выходить из игры. Так, чтобы защитить свое «я». – Он сделал особый упор на последнем слове, позволил ему повиснуть, чтоб я сильнее почувствовал его следующий удар. – Кто ты?
Я удивленно моргнул:
– Адриан Анаксандр Марло, сын Алистера и Лилианы…
– Нет, – ткнул он меня латунным кончиком трости в голую грудь. – Им ты родился. Кто ты?
– Адр, – ответил вместо меня чужой, хриплый, болезненный и испуганный голос и добавил уже тверже: – Мирмидонец Адр с Тевкра.
– Нет.
– Адриан Гибсон, – произнес голос, похожий на предыдущий, но более низкий, натянутый.
– Мальчик. – Насмешливый голос моего отца.
– Ты мой сын. – Мать в студии на Аспиде.
– Парень. – Одновременно ухмыляющийся и заботливый Паллино.