— Твой ребе, — говаривал мне папа, — знаток Торы.
Наш меламед умел учить. О приключениях Иосифа, сына праотца нашего Иакова, я еще и сегодня могу рассказать так, как выучил из Брейшис[18].
О хедерах и меламедах мне уже давно не доводилось читать. Зато когда-то, скажем, перед войной, это была постоянная тема. При упоминании хедера непременно вспоминали про канчик[19] («Я не мог ходить в хедер, потому что ребе постоянно меня порол»). А меламед в этих воспоминаниях представал в лучшем случае болезненной, хмурой и плохо одетой личностью. Мой ребе был одет в субботнее платье[20], хорошо сложен, высок, красив, и уж какой там канчик, зачем канчик? Его щипок в щеку был лучшей оценкой. У него была педагогическая жилка.
Каким чудом в те времена могла существовать религиозная школа для детей — необъяснимо. Возможно, к этому приложил руку сын ребе. Он был активным комсомольцем, склонным к красивому слову или жесту, но иногда неожиданно появлялся в хедере и прерывал наши занятия — ведь его отцу все время нужно было прятаться от кого-то, в особенности от фининспектора, искавшего, кого бы оштрафовать. Короче говоря, хоть и со скрипом, но занятия шли.
Это было в конце января 1924 года. Подавленные, плачущие люди на траурных митингах и собраниях, посвященных смерти Ленина, трогательно пели пролетарский гимн «Интернационал»:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
И беспрестанно кричали: «Любой ценой выполним заветы Ленина!»
Умом, с точки зрения сегодняшнего дня, этого не понять, но так было на самом деле, и не только зрячие глаза наших отцов были слепы.
Меня укутали во все теплое и выпроводили в хедер. Закоулками, по засыпанной скрипучим снегом тропинке надо было идти не больше пяти-шести минут, но мороз так свирепствовал, что сводило пальцы.
В нашей группе было девять человек. Но, видимо из-за мороза, пришли всего четверо. Усадили нас не в светлой зале за длинным столом, а в соседней комнате, где стояли плетеная этажерка и застекленный шкаф с толстыми книгами по еврейской истории, сказками ребе Нахмана из Брацлава, книгами Менделе Мойхер-Сфорима, Шолом-Алейхема, И.-Л. Переца.
Об электрическом звонке на входной двери тогда в местечке еще не знали. Дверь закрывалась только на ночь. Мы и оглянуться не успели, как в дом вошли три молодых человека. Один из них был в картузе с блестящим козырьком, в галифе, с черными кожаными ремнями. Они с негодованием посмотрели на нас, потом повернулись к ребе и строго спросили:
— Чем вы тут занимаетесь?
— Я даю им образование, — ответил меламед.