— Петрусь, открывай бар! Сегодня у меня — токайское!
— По какому случаю?
— Без случая.
Влахов не заставил себя упрашивать.
— Эх, и накиряемся, — весело прогудел он, откупоривая бутылку и разливая вино.
— Я тебе накиряюсь, — погрозила ему Марико. — Это не шмурдяк какой-нибудь, а настоящий венгерский токай.
— Люблю я тебя за размах, Марико, — примирительно отозвался Петя.
— Зато я тебя не люблю. Терплю только. Я люблю Алешу. Он скромный. Чокнемся, Алеша?
— Мне не надо, — сказала Рита, отодвигая рюмку.
Алексей, растерявшись, плеснул вином себе на брюки. Если не считать прошлогоднего дня рождения, когда Евгений Константинович налил ему с наперсток шампанского, он не пил еще ни разу в жизни.
— На брудершафт! — вдруг сказала Оля.
— На брудершафт! — подхватил Виталий, разглядывая вино на свет. — А что? Человек первый раз в нашей компании. Пусть приобщается!
— Мы ведь и так — на «ты», — попробовал возразить Алексей. — Будет не по правилам.
— Обожаю не по правилам! — сказала Марико, принимая игру. — Давай руку…
Алексей готов был провалиться сквозь землю. И зачем он пришел сюда? Пустые разговоры, пустое времяпрепровождение. Но теперь просто глупо отнекиваться. Он неловко завел свою руку за локоть Марико и слегка наклонился к ней, чтобы дотянуться губами до края рюмки.
От нее пахло дорогими духами. Запах был не резкий, почти неуловимый, но Алексею показалось, что он попал в мягкое ароматное облако. Ее длинные шелковистые волосы щекотали ему щеку. Он напряженно выпрямился, боясь коснуться ее, и отвел руку, даже не почувствовав вкуса вина. Марико, выпив, разбила свою рюмку об пол и звонко чмокнула его в губы.
— Ай да молодец, дивчина! — восхитился Влахов, взяв яблоко из черной деревянной вазы с китайскими драконами по бокам. — Вот это — по-нашему! Аж завидки берут. Пари держу, что Ларионов еще ни с кем не целовался!
— О таких вещах не говорят, — важно сказал Алексей и, ужаснувшись собственной глупости, залился краской.
— Ска-жи-те пожалуйста! — протянул Петя с полным ртом. — Какие мы дюже нравственные.
— Хватит дурачиться, — сказала Оля. — Марико, убери бутылку. Не праздник же все-таки.
— Действительно, — вздохнула Марико. — Все кислые до невозможности…
— А ты — красивая, — бесцеремонно разглядывая ее, изрек Петя. — Только мажешься чересчур.
— Не твое дело, — беззлобно отвечала она, заглянув в зеркало. — Я иначе не могу. Когда у меня глаза не накрашены, я чувствую себя голой… Петр, не смей открывать рта: непременно нахамишь, я тебя знаю…
— Молчу, как рыба об лед!
— Мать разрешает? — тихонько спросила Рита.