. Не менее интересны конфликты 1134–1135 гг., связанные с Суздалем, Черниговом, Киевом и Новгородом
[183]. Примечательно, что активными участниками всех перечисленных усобиц и мятежей, особенно 1113, 1135 гг., была церковь в лице ее высших иерархов, киевского митрополита и новгородского епископа.
Городские (межгородские) противоречия, касавшиеся вопросов власти, так или иначе, были обусловлены межкняжескими разногласиями, что объяснялось высоким статутом князя в древнерусской иерархии, даже не предполагавшей возможности существования политической автономии без представителя правящего княжеского рода. История Древней Руси сохранила память лишь об одном случае попытки отказа бояр от княжеского управления, выразившемся в установлении собственного самоуправления в западнорусских землях в 1212 году[184]. На особое положение князя в древнерусской системе управления и власти обратил внимание еще А.Е. Пресняков. Он следующим образом характеризовал отношения земель и князей: «[В XII–XIII вв. — Т.Г.] внутренняя обособленность земель-волостей не только не встречала противодействия во влиянии княжого элемента, но, напротив, встречала в нем силу, которая каждой земле-волости давала возможность выработать себе законченный политический строй в соответствии с общим укладом древней политической жизни». Делая выводы, выдающийся ученый подытоживал: «Каждая волость-земля становилась волостью княжением, стремясь упрочить свой политический быт укреплением у себя определенной княжой семьи»[185]. Одним из примеров такого развития событий могут служить противоречия, существовавшие между Новгородом и Псковом, двумя могущественными центрами княжеской власти и вечевого самоуправления. Но и в их случае — присутствие в городе князя являлось непременным элементом легитимности и стабильности власти, подтверждением суверенитета[186]. Особенно ярко этот комок проблем выявляется в отношениях Киева и Новгорода в XII в.[187], у которых, как верно акцентировал внимание С.Э. Цветков, отсутствовали собственные княжеские ветви[188].
Для церковной организации Древней Руси, в которой даже в XII в. епископ был «словно вытесненным из его социального пространства», подобные конфликты имели самое серьезное значение. Это выражалось, прежде всего, в правовом и социальном статусе духовенства, жизнь которого никак не охранялась древнерусским законодательством этого периода. Впервые жизнь священника получила правовую защиту в договоре 1191–1192 г. между Новгородом и Готландом, одна из статей которого предусматривала за убийство новгородского или немецкого «попа» «20 гривен серебра за голову». Вместе с этим внутри Руси жизнь собственных священников никак не оценивалась. Поэтому установленная по договору вира (штраф), очевидно, возникла под влиянием зарубежного права по вопросам охраны жизни и имущества духовенства