«Так девица померла, ей уже всё можно!»
«Нельзя», — Талина была непреклонна. Вот ведь незадача! Даже после смерти девице нельзя себя вести, как ей заблагорассудится! А потом эти люди удивляются, откуда демоны берутся. Проживите всю жизнь по правилам, не смея шагу в сторону шагнуть — ещё не так после смерти завоете!
Ладно, нужно всё-таки завершить это проклятое стихотворение. Ну а если вещий сон внезапно сбудется?
«В наш дом заносят свежий гроб,
И я в него с разбегу — хлоп!»
«Когда сон сбывается — это хорошо, но такая концовка тоже не подходит. Слишком просторечно. И как это девица разбегается и… хм… хлоп?»
Я живо представила картинку. Талина сдавленно хихикала, но всё равно забраковала и этот исход событий. Ну вот буквально всяк поэта обидеть норовит! Пришлось собрать всю силу воли и завершить всё мрачно, пафосно и достойно:
«Проснулась я и вся дрожу:
Праматерь! Я в гробу лежу!»
Говоря по правде, я не понимала, чем этот вариант отличается от двух предыдущих, и как девица вообще проснулась, если она в гробу лежит, но Талине понравилось. Эрье Миладе — тоже. Правда, она всё же посоветовала уделить некоторое внимание концовке и заменить «Праматерь» на «О, Пращур!», но в целом была довольна. Даже спросила, не желаю ли я выступить на очередном поэтическом вечере. Я категорически не желала, поэтому, скромно потупив очи (те самые, которые смыкает боль), ответила, что пока не считаю себя достойной. За это я заработала отдельную похвалу, а девицы с факультета — лекцию о скромности, приличествующей благородной эрье. Берите пример и всё такое.
После занятий пришлось задержаться — эрье Миладе хотелось обсудить внезапно открывшийся у меня поэтический талант… и внимание ко мне чистого брата Отмича, куда ж без этого. По поводу поэзии Талина помогла — назвала рекомендованные классной дамой книги по стихосложению, и я, смущаясь и краснея, объяснила, что всё-таки одолела в больнице эту литературу (откуда литература взялась в больнице, меня, к счастью, не спросили). Эрья Милада торжествовала и умилялась одновременно. Насчёт брата Отмича я повторила то же самое, что соврала Лоисе, удостоилась благосклонного кивка и двух лекций — кратких, потому что нам обеим следовало торопиться на обед. Первая касалась того, что и сама могла бы догадаться помолиться за врачей, вторая — коварства мужчин, которым нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Я кивала и смиренно благодарила за науку.
Зайдя в столовую, я направилась к раздаточному столу… и резко остановилась, глядя на преотвратное зрелище. Две розочки и три их обожалки из фиалок окружили Лоису и исподтишка пихали её, явно пытаясь сделать так, чтобы она уронила поднос.