– Как же хочется горячего ужина! – буквально возопил рослый, поглядывая на двери кухни.
– Сейчас, господин, – голова служанки высунулась из дверей лишь на секунду, – уже грею грог.
Высокий оскалился и, наконец, уселся, бросив перчатки на стол. Он с благодушным видом принялся оглядывать посетителей, а Грест исподтишка поглядывал на него. На вид рослому было чуть больше двадцати, а его фигура куда больше подошла бы воину, чем жрецу. Скорее всего, один из младших сыновей мелкого дворянина, который из наследства получил разве только вот этот меч и кинжал, да, быть может, ножны. Ну и, конечно, денег на взятку настоятелю, чтобы начинать службу в храме не с самых низов.
– Приветствую братьев, – сказал рослый, обращаясь к жрецами Матери. – Что вас занесло в эту глушь в такую распроклятую погоду?
– Приветствую, – отозвался тот жрец Матери, что был покрепче. Глядел он исключительно в свой стакан, зажатый в здоровенном кулаке. – Служба Матери занесла нас в эту глушь. – Он отхлебнул вина, всем давая понять, что не собирается продолжать разговор. Старик тоже помалкивал, улыбаясь той счастливой пьяной улыбкой, когда ты пьян, и уже это повод для абсолютной радости.
– О, святая служба жреца! – пророкотал рослый. – В любую погоду, в любое время года! Это очень благородный и жертвенный труд – быть жрецом. Как быть воином. Воинам тоже приходится тянуть свою лямку, невзирая ни на что. Спать на лапнике посреди зимы, есть ужасную походную еду…
Молодой жрец Единого не был похож на человека, которому хоть раз доводилось спать на лапнике зимой, но Грест не стал разевать рта. Даже пухлый спутник говорливого жреца невольно усмехнулся, но быстро спрятал улыбку. Сам он, кажется, предпочитал помалкивать.
– И что за ужасы встречаются на нашем пути? – продолжал жрец. – Нам, жрецам, приходится быть настоящими воинами! Разбойники, поджидающие у дороги, воры – настоящие воры! – дерущие за постой в трактирах втридорога. А недавно, представьте, на юге, ещё южнее вашей глуши, в нескольких днях конного марша отсюда, пропали двое жрецов Единого! Попадись мне причастные, я бы с них шкуру спустил, – рослый заскрежетал зубами и картинно схватился за рукоять меча, но быстро снял с неё ладонь. – А вот… Что с тобой, друг? – возопил он, глядя широко раскрытыми глазами на Греста.
– Возмущён тем, что кто-то посягнул на святого человека, – самым обычным голосом сказал Велион. – Аж дар речи потерял.
Грест быстро закивал. Он бы уже драпал через покрытую тонким слоем снега грязь, если бы Велион не схватил его за куртку ровно в тот момент, как он дёрнулся, и не усадил на место так грубо, что у воришки аж зубы лязгнули.