В заботах о довольствии войск все время натыкаюсь на возмутительное бездействие местных агентов Министерства снабжения; выясняется, что мои наряды по доведению всех тыловых магазинов до полной нормы, отданные Неклютину еще в начале августа, выполнены в самой ничтожной степени. Скверно то, что сейчас очень мало надежды наверстать потерянное время – слишком неблагоприятна и тревожна наличная обстановка; старая, хоть и очень плохенькая, омская административная рутина развалилась, а о новой ничего не слышно; это очень тяжело отражается на кредитных и продовольственных нарядах, а сейчас это главное.
В общем по этой части очень похоже на то, что происходило при катастрофах на фронте большой войны, когда на некоторое время высокие снабжательные инстанции куда-то испарялись, катились в более далекие тылы и до их там устройства нормальное течение всех снабжений прекращалось.
Приехал бывший управляющий Государственным банком Коншин[1917]; рассказывает, что в Чите под главенством Семенова-Мерлина, занимающего там командное положение, идет оживленная продажа японцам горных и лесных концессий; наши верхи получают крупные комиссионные (по выражению местных остряков, Чита сейчас иенизирована, идет иенизация).
7 декабря. В пути пропали вагоны с теплым обмундированием для войск округа, которые я самым решительным наскоком вырвал от местного уполномоченного Министерства снабжения; послал Станишевского с военной командой на розыски. Войска до сих пор в летней одежде, а морозы уже переваливают на второй десяток градусов. Часовые стоят на постах в фуражках и рваных сапогах; надо удивляться, как это до сих пор все не разбежались.
Наверху полное отсутствие власти; где Верховный правитель, сейчас не знаем, правительство где-то в пути. Иркутск ни на что не отзывается, вот что значит запоздалая эвакуация. Японское командование наотрез отказалось дать свой войска для охраны Сучана, в районе которого осталась одна только рота, а кругом хозяйничают партизаны; состоятельное крестьянство бросает дома и добро и бежит во Владивосток.
Сегодня у меня были старики из района Шкотова и Владимиро-Александровского; сказали, что узнали о моем приезде во Владивосток и решили просить помощи и заступничества. По их словам, партизанство зародилось здесь вследствие жестоких мер Иванова-Ринова и развилось из-за боязни репрессий и отсутствия законности, порядка и надежной охраны.
Они мне заявили под клятвенным поручительством, что если бы в их районах расставили эскадроны Приморского драгунского полка, к которому у них почему-то особое доверие, то они готовы чем угодно гарантировать, что партизанство быстро сократится и в нем останутся только беспокойные и преступные элементы, которые, не получая поддержки от остального населения, разбегутся или уйдут в северные области.