Доложил, что если союзники отказываются дать охрану Сучана, то мы должны убрать оттуда последнюю оставшуюся там роту и ничего туда не посылать. При крайности обойдемся и без сучанского угля; он больше всего нужен самим союзникам, а главное – чехам, так как от него зависит правильность и энергия движения по железным дорогам.
Разрешение продовольственного кризиса все затягивается. При всем отвращении к атаманским приемам я уговариваю Розанова отказаться от содействия уполномоченного Министерства снабжения и распорядиться самому – это его законная обязанность, вызываемая совершенной исключительностью положения; мы не можем допустить, чтобы на войска обрушился подлинный голод.
12 декабря. Принимал офицеров, присланных от нескольких частей с записками о неотложных нуждах; картина тяжелая, но не непоправимая, если взяться за дело быстро, энергично и не жалея средств. Скаредничать теперь не приходится, ибо в состоянии войск весь залог нашего текущего и грядущего положения. Всякая революция начинается с брюха; если нам удастся выправить наши полки и сделать их хорошо одетыми и сытно кормленными, то это и будет лучшим средством для борьбы с большевиками.
Уговорил Розанова передать продовольствия владивостокского населения заботам городского управления и отпустить для этого городу валютный заем из хлопковых денег. Был у меня приехавший из Омска Тельберг[1925]; рассказал много очень печального, но почему-то счел нужным засвидетельствовать, что все лучшие представители Владивостока поголовно высказали ему свою радость по поводу резкой перемены в действиях правительственной местной власти, вызванной моим-де сюда прибытием.
Вместо денег в обращение выпустили листы выигрышного займа 1917 года (тогда не осуществленного); они нарядны на вид и сразу пошли в ход с лажем[1926] по сравнению с остальными (даже и в Харбине); только очень громоздки.
13 декабря. На мое уведомление, что мы сняли свою последнюю роту из Сучанского района, последовал вызов меня в штаб союзного главного командования.
Начальник штаба генерал Инагаки попробовал начать в очень резком начальническом тоне, но я сразу же оборвал, попросил не забывать, что я ему не подчинен, и если он желает продолжать в том же духе, то я отказываюсь вести дальнейший разговор и буду ходатайствовать, чтобы меня принял сам Ойя.
От неожиданности (японцы не привыкли к такому отпору) Инагаки опешил, зашипел, но подобрался и перешел на вполне корректный тон. Я не без труда все же вдолбил в его голову, что при всем нашем желании самим нести охрану наиболее важных и беспокойных районов нашего края, мы не в состоянии этого выполнять, так как нельзя держать на далеком отлете и в очень тяжелых и опасных условиях кучки плохо одетых и малодисциплинированных послереволюционных солдат. Рекомендовал ему беспристрастно оценить положение русского старшего командования после того, как целых три роты с оружием, пулеметами и большим запасом патронов ушли на красную сторону.