Кавалер смутно чувствовал её руку в позорной неудаче так ловко однако же составленных планов. Он не мог разобрать только, что именно побудило ее вмешаться. Его душа не в состоянии была понять преданности; но ему довольно уже было понять, что Монтестрюк был главной причиной той радости, которая светилась в её чертах.
Еще один человек стоял тут же поодаль. То был Кадур.
Араб в первый раз видел графиню де Монлюсон. По странному стечению обстоятельств, он никогда не встречал её в Париже, а в замке Мельер, когда там был Гуго, его также не было. Не двигаясь с места, с дрожащими ноздрями, с сверкающими глазами, напоминая собою конную статую, он смотрел теперь на нее. Он был ослеплен, как правоверный, которому внезапно является божество его в святилище храма. Лицо его дышало восторгом; кроме графини, он ничего не замечал; душа его была очарована и вся горела на огне, зажженном одной искрою.
В эту минуту Орфиза взглянула с нежностью на Монтестрюка. Глаза араба вдруг озарились мрачным огнем и белые зубы показались из-за дрожащих губ, как у тигра, когда он облизывается.
Что-то такое, чего сейчас не было, зажглось в глубине души Кадура и сделало из него нового, незнакомого нам человека.
В это самое время в долине показался Коклико, об котором никто теперь и не думал. Он повесил нос и едва держал в руке поводья, висевшие по шее коня, который тяжело дышал. Он спас Пемпренеля, но не догнал Бриктайля.
– Это был наверное он, – шептал он, – никто так не кричит: Гром и молния! я слышал это раз в Тестере и никогда не забуду…. Точно вызов бросает небо…. Но ведь ушел же от меня!.. У его лошади были крылья! Может быть, и лучше, что моя-то отстала!.. Мудрецы ведь учат же, что всегда надо смотреть на вещи с хорошей стороны… Может статься, я был бы теперь мертв, покойник Коклико, сорванный с ветки цветок!.. Но зачем Бриктайль здесь? – как бы он там ни назывался, разбойник, для меня он все же будет Бриктайль, исчадие сатаны. Наверное уже, не для хорошего дела. И если он напустил свою шайку на графиню де Монлюсон, то что он – голова или только рука? правда, они не прочь пограбить; но из-за того, чтоб очистить карету, стал ли бы он соваться, когда графиню провожают такие бойцы, как граф де Шиври и кавалер де Лудеак!.. Вот это уже просто непонятно.
Пока Коклико рассуждал сам с собой, люди графини де Монлюсон приводили в порядок упряжь и экипаж. Солдаты епископа рыли в стороне могилы, куда спешили опустить тела убитых разбойников, выворотив, однако же, прежде у них карманы. А что касается до раненых, то их вязали по рукам и по ногам и клали на земле, пока сдадут их на руки конвойным, которые сведут их в Зальцбург, где виселица окончательно вылечит их от всяких болезней.