— Что ж, иди. Только я тебе мой плащ дам.
…Полы его светлого плаща волокутся по лужам, как я ни стараюсь их не подмочить. Сквозь платок, который мне дала одна из сестричек, чтобы прикрыть босую голову, просачивается дождевая мокрота. Лысине зябко.
В больнице мне отдали длинное черное траурное платье. Откуда оно взялось, я не знаю. Но босоножки остались те же, летние, праздничные котурны, с узкими красными ремешками под коленку. Утренняя площадь совершенно безлюдна. С Волги задувает промозглым холодом.
С центральной тумбы еще свисают раскисшие лохмотья предвыборных плакатов. Тут же почему-то свалены и мы с Зиновием, фотокартонные. От Зюньки остался торс, измаранный неприличными словами, и голова с пририсованными буденновскими усами. От меня осталось то, что ниже пупа, и ноги.
Мне это кажется стыдным.
Я отволакиваю мусор к контейнеру в кустах и зашвыриваю куски картона и деревяшки стоек туда.
— Ну что, невеста сраная? Кончилось шапито? — спрашиваю я у себя. Почти безразлично.
Вообще, я какая-то неотмороженная.
Дежурный по мэрии мент из лыковских пацанов балдеет:
— Это вы, что ли? А я тут один. Никого еще нету.
— Я есть. Мне достаточно, — огрызаюсь я злобно.
Потом я сижу за мэрским столом и совершенно не знаю, что мне делать. Тут даже портрет Щеколдинихи висит на старом месте. И тот же флаг торчит в стояке.
Промокший платок я развесила сушить на спинке кресла, а в платяном шкафу в углу нашла чью-то дурацкую бейсболку с надписью «Спартак — чемпион!». Наверное, Степан Иваныча. Нахлобучила на лысую голову и сижу. Единственное, что меня сейчас волнует, — это зайти к Эльвире в салон, когда он откроется, и попросить у них паричок, хотя бы прокатно, пока волосня не отрастет.
Подумав, я ставлю электрочайник, открываю письменный стол, потому как помню, что заварку и сахар Кыськин родитель извлекал из него, и — натыкаюсь на забитую бумагами папку, на которой вытеснено «К докладу».
Я вынимаю первое письмо, разглядываю титул с завитушками «Мэру Басаргиной Л. Ю. Срочно».
И с трудом понимаю, что это я и есть теперь — мэр Басаргина…
Я читаю:
«Многоуважаемая. Примите искренние поздравления…» И так далее.
А вот и главное:
«Требую принятия немедленных карательных мер по отношению к горгазу, каковой после ваших выборов отключил Вечный огонь, якобы для экономии газа, чем оскорбляет память о нашем светлом героическом прошлом. Зоркий наблюдатель».
— Ай-я-яй. Чего ж ты так боишься, наблюдатель, если даже фамилию свою не называешь?
Я прислушиваюсь к смеху и перебранке на первом этаже и лестнице. Ага, это уже тетки пришли. Уборщицы.