)» [Badiou, 1988, p. 430]. Иначе говоря, субъективация означает вмешательство в события посредством
называния их тем, чем они являются. Например, Сен-Жюст и Робеспьер
дали имя Французской революции и таким образом сделали ее своей. Субъективация всегда принимает форму Двойки, т. е. присоединения осознающего себя субъекта к превосходящему его миру. Бадью приводит следующие примеры: Ленин и партия, Кантор и «онтология», Святой Павел и церковь, любящий и любимый. Посредством субъективации «истина возможна». «Она разворачивает событие в направлении ситуации, при которой оно есть Событие» [Badiou, 1988, p. 435]. Кроме того, посредством этого процесса субъект возникает, ведь в ходе него индивид «становится незаменимым»
[131] [Badiou, 2001, p. 43; Бадью, 2006, с. 67].
В процессе преодоления завесы из матем и нонсем становится все более ясно, что Бадью переписывает – или, скорее, дописывает – сартровскую философию вовлеченности. Он говорит нам, что мы становимся свободными субъектами, когда вмешиваемся в ход вещей, чтобы связать себя с великим Событием. В чем же тогда состоит посыл Бадью? Можно, используя метафору Витгенштейна, «сократить»[132] матемы, чтобы вскрыть за ними основной ход рассуждений. Эта аргументация присутствует в «Этике», «Коммунистической гипотезе» и «Апостоле Павле». Она требует, пожертвовав логикой, больше не рассматривать истину как семантическую категорию, оценивающую согласованность формулы, забыть об онтологии и использовать жаргонизмы «вынуждение», «конструирование» и «генерические множества» просто в качестве метафор. Задача – обосновать религиозный прыжок веры – прыжок в неизвестное, или «неименуемое». А цель – это давняя коммунистическая мечта о полном, неопосредованном и потому «родовом» (генерическом) равенстве.
Мы должны, утверждает Бадью, отличать «обыденную» сферу укорененных интересов и проверенного знания от сферы «исключенного» – единственных в своем роде инноваций, или истин[133]. Сфера обыденности, как утверждал Альтюссер, «структурирована подавлением». Иными словами, она состоит из привычной системы неравенств, отвечающей интересам «капитализма» и буржуазии. И только путем радикального разрыва можем мы отбросить структуры доминирования. Однако разрыв «неименуем» в рамках существующей системы. Поэтому мы не можем доказать этот разрыв (Событие), но только принять его благодаря «неунывающей верности» его последствиям. Бадью добавляет, что, принимая истину, субъекты «становятся бессмертными», как якобинцы и большевики, как влюбленные Элоиза и Абеляр, как апостол Павел (о нем позже). Они не жили вечно, но действовали,