– Иржи, давай быстрее! Нас уже ждут! – Поляк прошел в полушаге от Курбата.
– …Будет тебе ужо мед с малинкой!.. – скрипнул зубами Никифоров и коротким локтевым движением метнул лисичку.
Острая сталь вошла чуть ниже затылка, пробив основание черепа. Поляк даже не успел вскрикнуть. Он умер еще стоя. Плоть постояла несколько мгновений и рухнула, словно сырой чурбан, переносицей о край лавки, на которой стояла посуда для дойки и обряжения. На шум выскочил второй, на ходу завязывая штаны. Курбат снял со стены лесу, попробовал на прочность и тенью вырос у него за спиной. Молниеносное движение рук – и леса уже обвилась вокруг шеи, глубоко врезалась в кожу. Никифоров подождал, пока тело не перестанет дергаться, вложив до темноты в глазах всю свою недюжинную силу. Осторожно опустил на пол покойника. Взяв в качестве трофея пехотный палаш, два пистолета и немецкий бандолет, выскочил через тот же задний вход на двор. Пригибаясь, пересек огород, скользнул за калитку и пополз вдоль заборов к навозной куче. Навоз – самое лучшее место для укрытия. Загнал пулю и прицелился в конного под дубом. Вокруг щеголя никого не было. Курбат прикинул, что после выстрела облако дыма за минуту отнесет ветром шагов на двадцать – тридцать. Значит, туда, по идее, и должен броситься неприятель в поисках стрелка. Но он их сильно переоценил.
Расстояние было небольшим, поэтому Курбат решил стрелять в лицо. В улыбающуюся, надменную рожу. Прицелился. Сцэк! Осечка. Еще раз. Опять осечка… Твою же мать!.. На третий раз грянуло. Дым оттащило ветром, и глазам открылась апокалипсическая картина: всадник продолжал сидеть на лошади, только вместо лица была сплошная кровавая каша. Минуту-две стояла оглушительная тишина, примолк даже домашний скот.
А потом случилось то, чего Курбат ну никак не ожидал от поляков. Вооруженные до зубов воины короля Сигизмунда, представители одной из лучших европейских армий, словно зайцы, попрыгали в сани и помчались, не разбирая дороги, прочь из деревни. Курбат вскочил на навозную кучу и с обеих рук выстрелил вдогонку из пистолетов.
Европейцы, потеряв командира, нередко в панике покидали поля сражений. Но чтобы восемь от одного! Хотя хороший стрелец мог стоить и больше.
Перезарядив на всякий случай оба пистолета, Никифоров вышел к дубу. Мертвый всадник по-прежнему сидел верхом. А рыжий конь, чуть наклонив морду, пялился на подходившего человека, сведя в кучу глаза.
Курбат вытащил ногу покойника из стремени, и тело повалилось на землю.
– Похороните его, – негромко сказал он подошедшим крестьянам.