– Ты хто, батюшка? – спросила из толпы какая-то старуха.
– А теперь ужо и не знаю, – пожал плечами Курбат. – Вы эта… и тама двоих тоже… – показал рукой на дальнюю избу, на крыльце которой с растрепанными волосами стояла изнасилованная поляками баба.
– Да в лес их свезти, пусть волки пируют! – сказал широкоплечий крестьянин.
– Волки падаль не едят, – ответил Курбат. – Схороните так, чтобы найти никто не мог.
– Так ведь оне же вернутся! Вернутся! – заверещал высоким голосом тощий старик. – Почто ты нам эдак-то удружил, а?! Ну забрали бы запасы да ушли бы себе восвояси. Нам ведь не впервой хищников перетерпливать!
– Вам, може, и не впервой, а мне тяжко видеть! – Курбат поднял пистолет и выстрелил старику в лоб. – Не будешь другим души мутить!
Старик шлепнулся в сырой снег без единого звука. Вся деревня одновременно ахнула.
– Закопайте их. А сами уходите.
– Куды ж, батюшка, идти-то? – опять подала голос старуха.
– В Смоленск, к Шеину Михайло Борисычу. Скажите стражникам, что к дьяку Никону Саввичу с посланием от Курбата Никифорова. Тама сейчас лишние руки не помешают, заодно и припасов привезете. Коров в сани запрягайте, чтобы на себе лишнее не тащить.
– А то литовцы нам дадут пройти? – кашлянула старуха.
– А то ты, яга старая, не хаживала? – ответил Никифоров.
– Хаживала, – опустила голову старуха.
– Ну, то-то. С восточной стороны между ихними кордонами проскочить можно, на большее у них силы покамест нет. Покамест. В кордоне по пять-шесть человек, а у вас есть немецкая пищаль, два пистолета и самострелы небось охотничьи имеются.
– Имеются, – кивнул широкоплечий крестьянин.
– Отобьетесь, – сказал Курбат, поглядев на крестьянина. – А ты кузнец иль как?
– Кузнец, – утвердительно ответил тот.
– Тогда прихвати железа поболе.
– Ну чего стоим? – твердо сказала старуха. – Нынче луны не будет. Ишь вон небо-то затянуто. Пошли сбираться.
Курбат Никифоров вскочил на рыжего коня, поправил на поясе пистолет и палаш.
– Ну не поминайте лихом!
– Погоди! – сквозь толпу крестьян пробиралась растрепанная баба. – Погоди. Возьми меня с собой.
– Рехнулась? – строго спросил Курбат. – А дети как же?
– А коли и дети матери на помощь не пришли, то как быть? А его – глаза бы не видели, – кивнула она на стоящего в стороне мужика.
– Муж? – спросил Курбат.
– А то кто ж… Ночью наденет сапоги с подковками и бить меня будет ногами, пока дух не испущу.
– Э-э-х! – скривился Курбат и ударил рыжего под бока.
Баба вспененной птицей взлетела на круп коня.
– Ишь ловкая! – выдохнул стрелец. – А тебе, – посмотрел на старуху, – наказ даю: найти дьяка Никона и спросить: прощает ли он стрельца Курбата Никифорова?