о доспехе, он дает себе почувствовать его вес на теле. Если актеры при подготовке не отталкиваются от чувственной жизни, их исполнение может стать поверхностным и опереточным.
Работа над образом, основанная на наблюдениях, также должна корениться в чувственном аспекте. Если актер играет персонажа с хромотой, может возникнуть соблазн привести простую имитацию или продемонстрировать внешние признаки неровной походки. Чтобы сделать ее чувственной, надо сделать ее специфической — не просто какая-то хромота, а вполне конкретная, которая происходит из-за конкретной малоподвижности сустава либо боли в бедре или коленном суставе. Актер должен сконцентрироваться на ощущении скованности или боли, но не напрягаясь или стараясь ее почувствовать. Главное слово здесь — концентрация. Если концентрация успешна на пять или десять процентов — этого достаточно, воображение сделает все остальное.
Упражнения на чувственную память могут очень раскрепощать. Я нахожу, что на моих курсах такие упражнения (до тех пор, пока в них нет напряжения или страха неудачи) предлагают студентам своего рода передышку от стрессов повседневной жизни, которая очень отвлекает их от творческих ресурсов. Они возвращают нам детское ощущение сосредоточенности на простых вещах, таких как цвет внутри ракушки, или текстура лепестка розы, или температура чашки с чаем, пока она остывает у нас в руках.
У чувственной памяти есть вполне практическое применение для актеров. Когда персонаж в сцене обжигается о горячую плиту, актер, играющий роль, не прикасается к раскаленной плите: он прикасается к ней так, словно она горячая. Для создания сложных спецэффектов актерам требуется играть на фоне хромакея[58], как если бы они висели на краю самолетного крыла. И начиная со времен Шекспира, актер, играющий Макбета, должен был видеть кинжал там, где его не было.
Актер, работающий извне, может поискать в памяти наблюдения за движениями человека, прикасающегося к раскаленной плите, и одолжить или сымитировать движение. Однако, работая изнутри, актер создает воспоминание об ощущении ожога, а затем позволяет своей руке следовать порыву и двигаться, куда ей вздумается, в ответ на созданный, воображаемый стимул. Я думаю, вы понимаете, что в фильме, особенно на большом экране, чувственное воспоминание будет выглядеть достовернее.
Значит ли это, что актер на самом деле чувствует боль от ожога? Совсем нет. В этом и заключается все волшебство актерской игры: концентрация создает воображаемую реальность, и зрителей приглашают заполнить пропуски их собственным опытом и воображением.