— Ева, — шепчу, как будто шёпот поможет мне больше, чем обычный голос. — Что с тобой?
Она продолжает неподвижно сидеть на своём стуле, и я опускаюсь на колени, чтобы лучше видеть её лицо. Оно безжизненное. Пустое, бледное, худое, лишённое всяких эмоций. Любых.
Прижимаюсь лбом к её лбу, закрываю глаза, хочу найти её, услышать и позвать… Позвать куда? К себе? С собой?
Я могу тысячу раз задать вопрос «Ева, что случилось?», и не получив ни единого ответа, знать его: ты, Дамиен, случился.
Ты это сделал!
Тебя не было там, где должен был быть. Ты не откликнулся, когда тебя просили, и не услышал, когда звали.
Так не бывает, чтобы без причины и сразу в пустоту, в отрицание, всегда должно быть основание!
И я знаю, какое оно. Чувствую. Каждой своей клеткой ощущаю бездну её боли:
— Ева… — шепчу.
Какие тут крики… тут не на кого кричать, это не женщина, девочка! Сколько в ней? Килограммов сорок? Тридцать пять?
— Ева, ты слышишь меня?
Но она словно онемела. Тело как неживое. Пальцы синие и тонкие. Душераздирающе тонкие.
— Ева? Что с тобой? Что у тебя случилось, Ева? Скажи?
Ноль. Ноль эмоций, ноль движений. Не человек, но и не камень, полуживое существо.
Мысленно воздаю должное собственному благоразумию, что додумался не пускать сюда Мел: она не должна видеть Еву такой, не имеет права.
Беру худые руки в свои и ужасаюсь ещё больше — они ледяные. Сжимаю их в ладонях и пытаюсь согреть теплом своего дыхания — неосознанный жест откуда-то из детства.
— Господи, Ева… Что они делали здесь с тобой? Что?
Набираю воздух в лёгкие и сжимаю губы. Чёрт возьми, от такого зрелища даже моя выдержка трещит, грозя рассыпаться.
И я зажимаю рот рукой: что тут происходило, пока я загорал в Майями и трахал охреневшую от денег и удовольствий жену?
— Ева… — снова зову, но результат тот же.
Опираюсь лбом на свою ладонь и пытаюсь понять, что делать. Ева не в себе, и ей нужен врач. Наверное, психиатр. Ей нужен специалист, это ясно, но не понятно другое: какого дьявола она выглядит настолько физически больной, истощённой? Я уже видел однажды такое, и это был рак.
Самая страшная мысль — она больна и мне не сказала. А ведь у неё никого кроме меня нет.
Боже, какой же я идиот… Я оттолкнул её тогда, она обиделась и… не сказала?
Меня бросает вначале в жар, затем в пот. Расстёгиваю ворот рубашки. Мне нужно собраться с мыслями. Обращаюсь к охране:
— Где её адвокат?
— Она сказала, у неё нет адвоката.
Спустя секунду добавляет:
— И близких тоже нет. Государственная защита будет только в понедельник. Обвинения серьёзные, залог за неё выплачивать некому, поэтому она пока в камере.