Немецкие трупы, раздетые до белья, скинули в овраг и кое-как забросали срубленными штыками и малыми пехотными лопатками ветками. Могущих самостоятельно передвигаться красноармейцев осталось всего шестеро. Плюс сержант-румын. Четверо погибло в быстротечной схватке, а еще двое: один получивший пулю в спину, а другой штык в живот – еще дышали, но, насколько старшина разбирался в ранах, явно были не жильцы, во всяком случае, без госпиталя. Посовещавшись (старшина в этом вопросе мудро не захотел настаивать) решили, оставить безнадежно раненых где-нибудь в кустах. Нести их на самодельных носилках с собой – будет выглядеть очень уж неправдоподобно, а если придется повоевать – они станут только обузой. Что ж теперь делать? Всем вместе помирать, когда у остальных появилась махонькая возможность уцелеть?
Раненых, как умели, перевязали найденными у немцев индивидуальными пакетами и спрятали в кустах, запомнив место. Если удастся вернуться или немцев из деревни выбьют – подберем (если еще живы будут). Вокруг деревни все усиливалась стрельба. Били не только пулеметы и автоматы с винтовками – бухали орудия, рвались снаряды или мины. Может, действительно Красная Армия или румыны деревню отбивают? Идти решили теми же огородами, переходящими в поля в северном направлении. Построились: пятеро «немцев», одетых не совсем по росту и погоде и двое пленных. Среди красноармейцев нашелся лишь один солдат кое-как говорящий по-немецки на уровне начальной школы (и то сельской). Ему хотели выделить мундир с погонами фельдфебеля, но солдат был высокий и худой. Как жердь. Его загоревшие до черноты крестьянские руки предательски торчали из обшлагов широкой в плечах, но короткой рукавами германской куртки и не прикрывались даже маскировочной накидкой.
Пришлось верзиле одевать более подходящий размером мундир, а фельдфебельский натянул на себя румын. Чтобы у встречных немцев не было к нему вопросов, румын жестами попросил перевязать себе бинтом кроме действительно разбитого носа и скулы еще и челюсть: когда мычишь – язык не важен. Построились и пошли. Не прошли и десяти минут – окрик «хальт!». Из укрытого травой и ветками окопчика, скрытого между деревьев перед простершимся на восток полем, поднялся немец в такой же, как у них маскировочной плащ-палатке. За плоским резиновым жгутом, натянутым на его каску для той же маскировки торчали уже слегка привядшие стебли травы и листья. На груди, поверх плащ-палатки, на ремне висел автомат с не разложенным прикладом, недвусмысленно направленный на приближающуюся группу.