Я вынужден вести здесь столько же корреспонденции по-французски, как и по-немецки. Работы хватает. Каждый месяц двести номеров в журнале, в том числе и депеши объемом в восемь листов канцелярского формата; но все это очень занимательно и несравненно интереснее, чем в дорогом министерстве на Вильгельмштрассе[164]. Канцелярия открыта с 10 до 3 часов. Я работаю частично там, частично в своей комнате. Оставшаяся часть дня настолько заполнена визитами, обедами и ужинами, что я к другим занятиям и не приступаю. Так тоже не годится. Это ведь относится к работе: заводить знакомства и шататься — некоторое время это занимательно. Впоследствии я найду время заняться чем-то другим. Недавно я должен был разработать для шефа памятную записку.
Я разговаривал с шефом о своей поездке к 1 июля; само собой разумеется, ей ничего не препятствует[165].
В отношении моей квартиры следующее: большой дом Крамера, в котором снимает квартиру посланник и в котором Вертерн имеет свое жилье, выходит своей обратной стороной на Мойку. Лишь во флигеле во дворе, где живет сам владелец, я снимаю несколько комнат за 360 рублей серебром, при этом удобно, что могу, перейдя коридор, легко выйти на улицу[166].
Санкт-Петербург, 9 марта / 25 февраля 1857
Мои дорогие Шлёцеры!
Сегодня у нас обедали герцог Георг фон Мекленбург[167], Нессельроде, пожилой Пален[168], Ливен[169], Рудольфи, Плессен и Суворов, генерал-губернатор в Риге[170]. Последний — внук известного Рымникского[171], неописуемо очаровательный и простой человек, говорил много о Гёттингене и русской корреспонденции с моим братом. Господа сидят сейчас за игрой, а я вернулся, чтобы поработать. Так как восемь дней назад Вертерн уехал на шесть недель в Берлин, у меня страшно много работы, и все французские ноты и немецкие донесения приносят мне много хлопот. Я собственно и должен был работать. Однако меня непреодолимо тянет хотя бы в течение некоторого мгновения пообщаться с Вами и поблагодарить Вас за Ваши письма.
Вы долгое время не слышали от меня ничего. Причина следующая: в воскресенье, три недели назад я ездил на ледяные горки на Каменный остров. Кённериц и я спускались, внизу опрокинулись, я упал на лед, на сторону катка, Кённериц на меня, я получил резаную рану через лоб и щеку, сразу поехал к доктору Канцлеру, который наложил на меня швы и перебинтовал меня. Я должен был 24 часа подряд делать ледяные компрессы, в течение двух дней оставаться дома, наносить на лицо мази и укутывать его тканью, я даже не мог показаться в большом свете и должен был отказаться от вечера у красивой графини Морни. Но что за добрые люди эти петербуржцы! Как они меня навещают! Мне нравится здесь болеть гораздо больше чем в Берлине. Мой шеф появлялся каждый день, баронесса Штиглиц приходила много раз вместе с Нади