В прошлый вторник, наконец-то, написал мне мой шеф. Он отправляется, как ты уже предположил, не в Вену, но ожидает императора между 14-м и 16-м сентября в Берлине, и обратно возвращается сюда, что мне очень приятно.
Во время придворных праздников я познакомился с принцем Гогенлоэ[455], братом имеющего резиденцию в Кирхберге князя[456], который рассказал мне о Гаггштадте[457].
17 / 7 сентября 1857.
Вчера мы праздновали день рождения барона. Поскольку день был постный[458], ужинали поздно, в 8¾ на Каменном острове; стол на шесть столовых приборов. Великолепная музыка кавалергардов. Вместе со звездой св. Станислава барон получил особенно благосклонное Высочайшее письмо, подписанное в Варшаве: «за ревностное и успешное участие, которое Вы обнаружили при строительстве новых железных дорог в империи, по случаю совершенного в эти дни открытия новых железных дорог из Санкт-Петербурга в Петергоф и из Гатчины в Лугу[459]. Мы считаем справедливым Вас, как главного основателя этих железных дорог, (посвятить — В.Д.) в рыцари ордена Св. Станислава первого класса» и так дальше.
Петергофская железная дорога принесла с 20 июля по 20 августа 20000 рублей серебром, брутто, но издержки не настолько чрезмерны.
Воскресенье, октябрь 1857
Очень часто теперь я думаю о Германии! Примерно в это время мы имеем обыкновение встречаться в Любеке и предпринимать наши осенние путешествия. В 1852 г. с тобой, моя дорогая невестка, в Марку[460], в Хоэнберг[461] к твоей кузине Шуленбург[462], у которой гостил молодой Вердер[463], к Яговым[464], где нас встречала радужная Бернардина в своем вишнево-красном платье вместе с растрепанной Альбертиной[465]. Затем Штендаль[466], прежде всего, это жемчужина Марки, высоко расположенный Тангермюнде, который уже только из-за своего тихого существования должен был бы быть предан забвению, когда император Карл IV имел свою резиденцию в Праге, и богемский лев протянул свои лапы на север[467]. Какое же изобилие интересных историй и великолепных зданий вмещает в себя песчаная, но все же замечательная Марка! Немецкий филистер даже не догадывается об этом. Уже старый Шлёцер хотел сделать «подробную выписку» из наших хроник «для широкой публики, в высокой степени легкую и естественную. Если книжный лист можно будет настолько приятно пробежать взглядом, что читатель даже и не заметит тот кропотливый труд, которого он стоил автору, но скажет: «Ах, такое бы я хотел совершить на досуге», тогда такая выписка удалась»[468]. Разве это не было бы интересным твоему перу, мой дорогой брат? Однако — обратно к нашим совместным поездкам.