Наряду с психологическими барьерами, социальные установки также могут серьезно тормозить движение к подлинности. Большая часть человечества настолько вымуштрована считать мир таким, каким они его видят, что они тут же отрицают существование любой альтернативы. Установки и отказ их менять ведут к тому, что все меньше людей хотят подлинности, так как она подразумевает отчуждение от остальной массы и со стороны может выглядеть как безумие.
Отчуждение людям, стремящимся к подлинности, грозит главным образом потому, что им нужно будет принять видение вещей, непривычное большинству. Как признает Морфеус, «большинство людей не готовы к отключению от Матрицы». Люди привыкли к комфортной подстилке из ложных представлений, поэтому готовы сами сопротивляться аутентичности и осуждать всех, кто попытается ее добиться. Сопротивление заметно и в том, что к Рокантену относятся как к антагонисту, и в том, что не освобожденные от Матрицы люди считаются потенциальными врагами и помехами для революции. Как говорил сам Рокантен, «большинство людей хотят думать как один». Из-за сверхпопулярности неаутентичности человек, желающий открыть истину, лишается поддержки именно в тот момент, когда она ему больше всего нужна. Желание быть «как все» и страх показаться ненормальным останавливают многих.
Движение к подлинности также зачастую может выглядеть сумасшествием как для окружающих, так и для самого человека. И Нео, и Рокантен чувствуют себя безумными, в особенности Рокантен. Это происходит потому, что знания, полученные при этом, выходят за рамки того, что принято считать нормальным и нормативным.
Учитывая все вышесказанное, трудно предположить, с чего бы людям вообще желать достижения аутентичности. Как признают экзистенциалисты, аутентичность означает готовность не только смириться с бессмысленностью и беспорядочностью окружающего мира, но также принять собственные хрупкость и смертность, а еще осознавать, что полную ответственность за свои решения и поступки несем мы сами. Учитывая все эти условия, а также все наши аргументы «против», нетрудно понять популярность неподлинности.
Но я по-прежнему выбираю подлинность. Во-первых, неаутентичная жизнь снижает тревожность, но не исключает ее. Сартр, Камю, Хайдеггер считали, что тревожность заложена в человеческой натуре, поэтому единственный способ избавиться от нее – это избавиться от себя, а это вряд ли подходящий вариант. Во всяком случае, если смерть – это конец, то мы даже не сможем отпраздновать освобождение от тревожности. Те же Сартр, Камю и Хайдеггер считали, что тревожность вызвана чувством уязвимости и зависимости от нашей природы, и это неотъемлемая часть человеческой жизни, словно «заноза в мозгу». Мы можем подавлять или скрывать это чувство, но не избавиться от него.