Аксель подошёл к стоявшим на коленях Туле и Миле, схватил их за волосы и, подтащив к пленникам, бросил Тулу перед Ясоном, а Милу перед Генаком.
— Я заявляю на неё права! — воскликнул Ясон.
— Господин! — всхлипнула Тула, становясь перед ним на колени и опуская голову к земле.
— Она моя! — объявил Генак.
— Вы — мой Господин! — крикнула Мила, вставая перед ним на колени и кланяясь до земли.
Аксель же повернулся ко мне и сказал:
— Как Ты знаешь, время нас поджимает, рандеву неотвратимо.
Я вспомнил спешный уход ларла и двух его дрессировщиков.
— Я займусь сбором наших вещей, — кивнул я.
— Ко мне, Тиомен! — отрывисто скомандовал Аксель, и большой, приземистый зверь, извиваясь и нетерпеливо рыча, подскочил к его ноге.
— Освободите нас, освободите нас немедленно! — снова напомнил о себе Рортон.
Генсерих вопросительно посмотрел на Акселя.
— Вы можете освободить своих парней, — разрешил тот, — только пусть они держатся подальше от берега, пока мы не покинем лагерь.
— Я помню, — заверил его Генсерих.
Первыми он развязал своих ближайших помощников Ясона и Генака, которые уже вдвоём занялись остальными. Я не без удивления отметил, что освободили и Рортона, который встал и бросил взгляд в сторону берега. Генсерих, к моему раздражению, склонился над Донной.
— О нет, пожалуйста, Господин! — попыталась протестовать девушка. — Я же всего лишь рабыня. Свободные мужчины ещё не все освобождены.
Тем не менее, бородач наклонился и освободил рабыню, которая, пусть и встревоженная, смеялась и плакала от счастья. Едва ей конечности были избавлены от верёвок, она тут же бросилась к его ногам, покрывая их поцелуями. По крайней мере, подумал я, она поняла протокол такой ситуации. Генсерих показался мне хорошим командиром. Уверен, он не мог быть из тех дураков, что влюбляются в рабынь. Впрочем, она хорошо выглядела в своём ошейнике. Но положа руку на сердце, какая женщина не делает этого? Также, конечно, его мужчин было кому освобождать, так что ему не было нужды далее интересоваться этим вопросом. Возможно, он просто не знал, кому можно было доверить развязать свою рабыню. В конце концов, она была красива, и вряд ли будет способна, как и любая другая рабыня, сопротивляться мужскому вниманию или ласке, которым она могла быть подвергнута. Мужчины часто становятся ревнивыми собственниками в ситуациях, когда дело касается рабыни, в конце концов, она принадлежит им. Безусловно, был в этом моменте и некий неявный урок, обычный гореанский урок: связана рабыня или свободна, закована в цепи или нет, накормлена или голодает, избита или прощена, решать не ей, а её владельцу, поскольку она — его имущество.