Ганс рассмеялся:
– Моя сестра говорит, что такого понятия не существует.
Питер поморщился, но все же сумел улыбнуться.
– Да, наверное, она права. – Он помедлил и тихо добавил: – Да еще эта казнь…
Ганс невесело усмехнулся:
– Очень печально. Трагично. Но уж точно не твоя вина. Так что не бери в голову.
– Если бы все было так просто. Мае считает, что мы могли бы ее спасти.
– Это было бы глупо и недальновидно. И к тому же опасно. Вы бы ее не спасли, а ты потерял бы жену. – Ганс склонил голову набок. – Я с ней поговорю, если хочешь. Так я зайду повидать Лейду?
В голове Питера явственно прозвучали слова Маевы: Я не хочу, чтобы он подходил близко к Лейде. Я ему не доверяю. Он покачал головой:
– Спасибо, друг. Но ей не хочется никого видеть, даже меня.
Ганс кивнул и перевел разговор на другое:
– Ты уже слышал, что стало с телом старухи?
По спине Питера пробежал холодок.
– Nei[72]. А что?
Ганс повел лодку в обход большой льдины.
– Кто-то отрезал ей пальцы на ногах, пока она еще висела на дереве.
– Чтобы ее призрак не расхаживал по деревне?
– Суеверные лицемеры, все как один.
Ветер донес до них жутковатый горестный крик.
Ганс указал пальцем вдаль: серая туша на льдине запрокинула голову к небу.
– Она зовет своего детеныша.
Питер судорожно сглотнул.
– Ты знаешь, что тюленихи и их детеныши узнают друг друга по голосу даже через годы разлуки? – Ганс перегнулся через борт. – Связь между матерью и ребенком так просто не разорвешь.
Питеру стало тревожно от этих слов.
Ганс подмигнул ему и схватил молот с крюком – хакапик, закрепленный на борту лодки. Питер вздрогнул, вспомнив, как Маева ударилась об него головой в день спасения. Его сердце рвалось на куски от раскаяния.
– Надо пользоваться неожиданной удачей, дружище. Сегодня море нам улыбнулось. – Ганс бросил Питеру кожаные рукавицы и спрыгнул на льдину. – Давай надевай. Эти тюлени – те еще зверюги. Мы же не хотим, чтобы ты подхватил spekk-finger.
Впервые в жизни Питер ощутил приступ морской болезни.
Ложь, сказанная жене – куда он отправился, что будет делать, – выросла до чудовищных пропорций. Маева и так уже относилась к Гансу с подозрением. То, что сейчас собирался сделать его друг, вдруг показалось немыслимым. Бесчеловечным.
– Сегодня я что-то не в настроении.
Ганс коротко кивнул и озадаченно покачал головой.
Питер его понимал. Один тюлень – его шкура, мясо и жир – стоил в три раза больше, чем весь сегодняшний улов рыбы. Но как сказать другу правду? О том, что он сделал, о том, кто такая – что такое – Маева на самом деле? Питер махнул Гансу с палубы: