Всё время думаю о тебе – где ты, как сильно вы отступаете. Мучусь, что могу огорчить тебя письмом, где так экспансивно отвечаю тебе на слова, что мы здесь не понимаем вас. Пусть это касается других, но не меня, Ежик. <…> Ведь призыв врачей сейчас какая-то тоскливая комедия: много врачей-женщин получили призывные листы, и все сидят здесь, а мужчин почему-то и совсем берегут от призыва. Из морозовцев, по-видимому, никто не пойдет. <…>
Лазарет закрылся совсем. Очевидно, он и открывался только для того, чтобы испортить мне существование: Николай Иванович пока в отпуску, но Ник. Ник. [Алексеев] обещал ему место в амбулатории. Очевидно, для него нарочно создает такое, так как ведь свободных вакансий нет.
Вчера был у меня Александр Акимович, подробно спрашивал о тебе, только я с трудом ему могла рассказать о тебе: чувствую, что голос срывается, и в глазах стоят слезы…
30/VII. 1917 г.
Я сегодня еду на трамвае и удивленно рассматриваю гуляющую публику или негодую на толпу, чающую попасть в синематограф. Душа моя не принимает ничего подобного.
Так же как ты, имею неприязненное чувство по отношению сидящих здесь товарищей…
Я сегодня в больнице встретилась с Сергеем Ивановичем Преображенским. Он был в Румынии, заболел там пневмонией и эвакуирован сюда. По выздоровлении он подал рапорт о переводе сюда, но вот прошло 2 месяца, а ответа ему еще нет. «А пока я не получу ответа, я никуда не поеду». Долго говорили относительно [обмена] врачей. Причину такой медлительности он видит отчасти в тыловых товарищах, не спешащих и страдающих так же, как все, отсутствием национального долга, отчасти – в общей разрухе. Он был на Петроградском съезде в качестве делегата и рассказывает, что два первых дня прошло буквально в ожесточенной словесной схватке между тыловиками и фронтовыми товарищами…[544] Лично он не без некоторой тяжести идет в Морозовскую больницу. Ему неприятно встречаться с товарищами.
Давно ни слуху, ни духу от Васи. Ведь он был в Тисменице[545]. Где-то он?
Витюшка – близ Риги. Предлагали ему поехать поучиться в Академии, но он не захотел сейчас оставить фронт, так как [у него] хорошие отношения с солдатами.
Получила вчера письмо от Лени. Она очень беспокоится, как мы живем, так как приезжающие из Москвы рассказывают им ужасы. Мама пишет, что она с удовольствием бы приютила нас с Ириночкой.
Ириночка моя загорела, хорошо стоит на ножках, но еще не сидит. Стала ужасная проказница. <…> «Русские ведомости» тебе завтра выпишу. Сегодня ездила на частную практику по просьбе Ник. Ник. Вильяма. Чувствую себя лучше.