И настал мир (Субботин) - страница 12

А они и не знали, что ставят Знамя Победы.

Мы закончили войну на неделю раньше, чем солдаты других фронтов. Им ещё предстоял марш на Прагу, они шли ещё к Эльбе, а мы уже отвоевались…

Утром второго мая во всём Берлине не было слышно ни одного выстрела. Только камни всё ещё дымились, да остывшую золу и пепел поднимал весенний ветерок.

Это ощущение жизни без войны было так ново.

Я решил весь этот день посвятить осмотру в Берлине тех мест, о которых пока у меня не было ещё никакого представления. Мне хотелось ознакомиться с центральным, как я предполагал, районом, которого я совершенно не знал, как не знал его никто из нас, поскольку был он по другую сторону рейхстага.

Я вышел из главного выхода и через две-три минуты стоял уже у Бранденбургских ворот[30]. Они почти примкнули к рейхстагу.

Здесь, под аркой, её колоннадой, было сумрачно и прохладно. Проёмы — широченнейшие проезды между колоннами — были заложены кирпичом. Только боковые узкие проходы оставались незабаррикадированными. Поверху, через весь фронтон, какая-то наполовину обитая или обвалившаяся неразборчивая надпись… Ворота велики, громоздки. Они мне показались кособокими. Возможно, так и было — от прямых попаданий.

Я уже намеревался идти дальше, но неожиданно начался дождь. Начался сразу, ни с того ни с сего, как это бывает только в такой весенний, солнечный день. Майский дождь! Крупный, частый, прямой, благоухающий ливень.

Лучшего места спрятаться от дождя, чем под этой аркой, не могло быть, ни одна капля не залетала сюда, под тяжёлые своды.

Я стоял и смотрел на обливаемый потоками дождя город, на мрачные остовы выгоревших и почерневших разрушенных домов — скоро они совсем скрылись за сеткой дождя, — на парящиеся взорванные мостовые и не сразу заметил прислонившегося к колонне солдата. Он стоял здесь, как видно, ещё до того, как я сюда пришёл. С карабином у плеча, усатый, пожилой человек… В прорыжелой, измятой ушанке. Хотя ушанки вроде бы уже сняли, Берлин брали уже в пилотках.

Я заговорил с ним и тут же по привычке, свойственной, должно быть, лишь очень молодым газетчикам, записал у себя в блокноте: «Рядовой Андрюшин Кирилл Егорович». Боец не удивился нисколько, что я записываю. Он отнёсся к этому как к обычному делу или постарался показать мне, что это так.

После первых фраз того обычного короткого разговора, когда узнаётся, кто из какой части и откуда родом, я поделился, помню, наблюдением, что эти самые Бранденбургские ворота, под которыми мы укрываемся, сделаны не более и не менее как на ширину всей улицы. Солдат со мной согласился и сказал мне, что в Берлине ему уже приходилось бывать. Я, помнится, удивился, потом решил, что, наверное, он из тех наших солдат, которые были в плену. Но нет, оказывается — нет. Но тогда, может, ещё в империалистическую? Солдат отрицательно мотает головой. Я ничего не понимаю: он был здесь в 1912 году. Был с экскурсией. Приезжал вместе с воспитанниками Императорского лицея в Петербурге. Нет, сам он не был воспитанником. И лекций он в лицее тоже не читал. Служил привратником… Помнит, проезжали под этими воротами.