– Ты че, мля, рехнулась?
Они жутко матерились, но ружье напугало их. Я переводила дуло с одного на другого. Передернула затвор. Они попятились от меня и оленька.
Кабарга была свободна, но не уходила. Слезы оставляли дорожки в шерсти. Правый бок сильно подпален. Я взглянула ей в глаза и услышала треск горящих веток, гул огня, стон падающих деревьев. Раскаленный воздух несся со смертельной силой, вслед за ним хлестали огненные реки. В огненном потоке гибли медведи, харзы, высокое пламя доставало птиц, летевших к спасительной воде. Кабарга бросила оленят и бежала из огненной бури несколько дней, пока не вышла в город.
Я вскинула ружье на плечо, мушка никак не находилась, руки дрожали. Ветром принесло пепел, от него глаза залило слезами, и я нажала на курок наугад. Отдачей меня откинуло назад. Не знаю, сколько времени я пролежала на спине, откашливаясь и корчась от боли в плече. Босые ноги елозили по сухой и пыльной дворовой траве. Постепенно мир стал четче. Я приподнялась на руке, огляделась. Зрители снова торчали из всех окон. Ружье валялось в метре от меня, а у гаража лежала неподвижная серая шерстяная куча.
Мужики опасливо подходили ближе. Их отрезвил выстрел, они обрели лица и голоса. Соседи по дому.
– Ты как?
– Вставай. – Один подал мне руку, но я, повиснув на ней, бессильно опустилась обратно в пыль.
– Ты чего сорвалась-то? – Он присел на корточки возле меня.
– Это же Сашка, Валерки Никифорова дочка!
– И ружье его.
Я перевалилась на живот, искупав в пыли нос и щеку, поднялась на четвереньки. Все отступили на шаг. Помогая себе руками, встала. Голова кружится, но сознание ясное. Переступила через ружье, подошла к кабарге и опустилась на колени. Она еще дышала, под ней разливалось бурое пятно. В боку – страшная развороченная рана, из нее каплями сочились остатки крови. Кровь подобралась к моим голым ногам, испачкав колени. Только сейчас я поняла, что выбежала из дома в трусах и футболке, хорошо хоть длинной.
Кабарга вздохнула в последний раз, потом вздрогнула всем телом и замерла. Я опустила ее веки, немного подержала, чувствуя тепло уже мертвого животного, убрала пальцы.
– Прости меня.
Я оглянулась. Зрители были на месте, хоть и молчали. Справа полыхнуло – это Вера выпрыгнула из своего окна на первом этаже. Она подлетела огненным ураганом, подхватила меня под руки, стала оттаскивать от оленька, но я отбивалась. Так мы, перемазанные кровью, толкались, пока рассудок не вернулся ко мне. Я свалилась на колени перед кабаргой и заплакала.
– Идем, идем, хватит, – повторяла за спиной Вера.