. Это его чувство разделяли многие тысячи добровольцев, которые поддерживали его онлайн в Твиттере и других соцсетях либо съезжались в регион, чтобы сражаться за воображаемый халифат. Для них это противостояние не ограничивалось только властью над захваченными территориями – однако же именно власть и сила были тогда на кону. В обращении к верным сторонникам со всего мира игиловский предводитель Абу Бакр аль-Багдади разъяснил, что совершение терактов ради движения помогает ему усилиться. «Терроризм – это преодоление унижения, рабства и подчинения», – говорил он, прибавляя, что это позволит вовлеченным в него мусульманам «жить как настоящий мусульманин – жить достойно, сильным и вольным»
[516]. Несмотря на то что аль-Багдади убеждал своих последователей спешить в Сирию и Ирак, чтобы примкнуть к ИГИЛ в качестве бойцов, многие из них поддерживали его удаленно, из мест вроде Лондона, Брюсселя, Детройта, Карачи или Туниса, сидя за компьютерами и воображая себя солдатами в грандиозной космической битве. Впрочем, порой они действительно выходили на улицу и выступали в качестве бойцов. Теракты вроде нападения на рождественскую офисную вечеринку в Сан-Бернардино в 2015‐м были способом примкнуть к движению издалека. Множество из этих добровольцев со всего мира и большинство из тех, кто стекался, чтоб сражаться за ИГИЛ в Ираке и Сирии, материально от этого выигрывали очень мало. Кому-то это стоило больших жертв в плане денег, времени и семейных уз; некоторым это стоило жизней.
И все-таки, чем-то жертвуя и трудясь на дело движения, бóльшая часть боевиков ИГИЛ ощущали себя благороднее и сильнее, даже если их действия не приносили им непосредственных материальных или политических выгод. Ту же позицию занимали организаторы атак на Всемирный торговый центр и трагических взрывов «живых бомб» в Израиле. Сама манера, в которой велись эти и другие сражения – насильственные демарши небольших групп против несравненно лучше вооруженных оппонентов, – обрекали их, казалось бы, на верную неудачу. Едва ли можно воспринимать всерьез представление, будто всё это – рациональные попытки захватить или удержать власть, по крайней мере если говорить про обыкновенный расчет. Однако же террористы могут находить нечто воодушевляющее, даже какую-то награду, в самом противостоянии. Именно из‐за этого переживания собственной мощи им кажется, что игра стоила свеч.
«Лучше погибнуть так [став „живой бомбой“], чем каждый день – от фрустрации и унижений», – сказал мне лидер политического крыла ХАМАС, чьи слова удивительным образом напоминали высказывания игиловского главаря аль-Багдади