рукописи, так не стоило бы Эткинду и Маркишу «синтезировать», то есть получать результат, отличный от исходных материалов. Редакторы бы тогда восстанавливали текст посредством сравнения источников. Лакуны бы выявляли и, по возможности, заполняли их.
Совсем другая задача — при наличии двух неидентичных рукописей. В этом случае текст реконструируется, а результат можно назвать «синтетической редакцией», что и оговорено в предисловии.
Работа была сложной. Эткинд указывал, что он и Маркиш провели исследование «особого типа — установление окончательного текста огромного романа, конфискованного полицией; эта задача, пособиями по текстологии не предусмотренная».
Имелось в виду вполне конкретное «пособие» — книга С. А. Рейсера «Основы текстологии». Эмигранты считали ее новинкой — советским издательством опубликована в 1978 году[146].
На мнение авторитетного специалиста Эткинд и ссылался. Цитировал Рейсера, указывая, что «текстология рекомендует в большинстве случаев руководствоваться последней волей автора: „Мы принимаем за основной текст тот, в котором наиболее полно выражена творческая воля автора“».
Было б две копии одного текста, не имел бы смысла вопрос о «последней воле автора». Каждый экземпляр рукописи отражал бы единственное волеизъявление. А Эткинд признал: ответ искали.
Такой подход следует признать целесообразным. Потому что Гроссман на советскую публикацию рассчитывал. Значит, хотя бы один из двух текстов мог быть приближен к требованиям цензуры, отражал бы уступки ей, а не «последнюю волю автора».
Гипотеза уступок не подтвердилась. Согласно мнению Эткинда, обе рукописи в аспекте цензуры равнонеприемлемы: «Чего хотел автор? Неужто он, в самом деле, думал, что его труд увидит свет в Советском Союзе?».
Значит, нет ответа на вопрос о «последней воле автора». Но, подчеркнул Эткинд, есть теперь «синтетическая редакция», благодаря чему и «возникает из небытия старая книга Вас. Гроссмана».
Стало быть, о двух неидентичных рукописях сказано не только Горбаневской. Еще и и Эткиндом. А это уже второе свидетельство.
Наличие двух свидетельств уже нельзя так запросто объяснить случайностью. Иной нужен подход к оценке достоверности.
Подчеркнем, что в предисловии к лозаннскому изданию не сообщается, откуда Эткинд и Маркиш получили второй микрофильм. И Дмитриевич — в фильме Бильштайна — рассказывал лишь об одном.
Говорил он по-французски, дублировалось это по-немецки, субтитры итальянские, но, судя по оригиналу и переводам, был один микрофильм. Лишь в единственном числе упомянут.