Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов (Фельдман, Бит-Юнан) - страница 142

.

Равным образом упоминалось, что два года спустя в этом журнале опубликована статья критика Б. М. Сарнова. Он полемизировал с нами в тональности начальственного окрика. На том основании, что лучше кого-либо знает про отправку фотокопий, доставку, а также книжные издания в СССР и за границей. Пафос обозначил заголовком: «Как это было. К истории публикации романа Василия Гроссмана „Жизнь и судьба“»[149].

Сарнов утверждал, что проблем в истории публикации романа нет. Все уже давно решены. Таково его мнение. А любые иные обусловлены злым умыслом. В нашем случае — стремлением к неким сенсационным «открытиям».

Журнальная полемика идет неспешно в силу причин технических. Интенсивность диалога зависит от продолжительности редакционного и типографского циклов каждого издания. Процедуру мы несколько ускорили, поместив через год — в сорок пятом номере журнала «Toronto Slavic Quoterly» — статью «К истории публикации романа В. Гроссмана „Жизнь и судьба“, или „Как это было“ у Б. Сарнова»[150].

Пришлось объяснять запальчивому оппоненту, что начальственные окрики неуместны при обсуждении научных проблем. А главное, мнения Сарнова противоречат библиографии.

Сама по себе та давняя полемика была б неинтересна, если бы Сарнов не объявил себя участником событий, относящихся к истории публикаций гроссмановского романа. Что и акцентировано в заголовке его статьи. Таким образом, ей приписан статус источника.

Критический анализ источников — обязательный элемент историко-литературных разысканий. Соответственно, обратимся к мемуарам Сарнова — его статье про то, «как это было».

Новоявленный очевидец

Примечательно, что ни один из участников копирования, отправки и доставки рукописей заграничным издателям не упоминал о Сарнове. Но, судя по его статье, он был очевидцем описываемых им событий.

Как свидетель рассуждал о начале истории, связанной с копированием. Так, сообщил: «В один прекрасный день на пороге квартиры В. Войновича — без предупреждающего о предстоящем визите телефонного звонка (позвонить Войновичу было невозможно, потому что телефон у него в то время был отключен) — появилась Инна Лиснянская, жена С. Липкина. В руках у нее была тяжелая авоська. А в авоське — рукопись арестованного гроссмановского романа».

Странно началось повествование. Будто сказка, где — по закону жанра — подразумевается неопределенность, вот и нужны такие обороты, как «в один прекрасный день» или «в некотором царстве-государстве».

Но Сарнов повествовал о событиях отнюдь не сказочных. Детали повествования указывают, что он присутствовал тогда в квартире Войновича и