Великая Москва, ободренная пением нового Парнаса, веселится своим сим украшением и показывает оное всем городам российским как вечный залог усердия к отечеству своего основателя, на которого бодрое попечение и усердное предстательство твердую надежду полагают российские музы о высочайшем покровительстве (Ломоносов, VII, 592).
Как подсказывает логика этого отрывка, ведущая от московского «Парнаса» к общим упованиям «российских муз», «Предисловие…» входило в серию университетских публикаций, которые отражали не ограничивавшуюся Москвой культурную политику Шувалова. Заключительная часть «Предисловия…» сплавляла традиционные и авторитетные доводы в пользу поощрения словесности с государственной риторикой елизаветинского царствования. Принятый Шуваловым и Ломоносовым взгляд подразумевал прямую зависимость между успехами словесности и государственным покровительством (см.: Анисимов 1987, 75). «Предисловие…» приписывает расцвет отечественной словесности заслугам монархов:
Подобное счастье оказалось нашему отечеству от просвещения Петрова и действительно настало и основалось щедротою великия его дщери. Ею ободренные в России словесные науки не дадут никогда притти в упадок российскому слову (Ломоносов, VII, 592).
Это вполне конвенциональное рассуждение близко соотносится с елизаветинской политической риторикой. Вопреки предшествующим историческим выкладкам о древности русского языка, «просвещение» России здесь относится к недавнему времени. Двусоставная схема цивилизационного процесса, начатого Петром I и завершенного Елизаветой, использовалась в апологиях ее царствования; процитируем еще раз «Анекдоты о Петре Великом» Вольтера:
ne sut jamais le français, qui est devenu depuis la langue de Pétersbourg sous l’impératrice Elisabeth, à mesure que ce pays s’est civilisé. <…> A présent on a dans Pétersbourg des comédiens français et des opéras italiens. La magnificence et le goût même ont en tout succédé à la barbarie.
[<Петр> не выучил французского, который стал с тех пор языком Петербурга императрицы Елизаветы, по мере того как эта страна цивилизовалась. <…> Теперь в Петербурге есть французские комедианты и итальянская опера. Великолепие и вкус во всем вытеснили варварство.] (Voltaire 46, 55, 68–69)
Как мы видели, идеология «французской партии» рассматривала изящные искусства как знак общего прогресса, уравнивающего Россию с прочими европейскими державами; в приведенных строках «Предисловия…» поощрение «словесных наук» также выступает атрибутом «просвещения». В сходных государственническо-прогрессистских категориях новейшая русская словесность рассматривалась в статье Домашнева «О стихотворстве», опубликованной в «Полезном увеселении» весной 1762 г.: