<…> как трудами <…> Петра Великаго, ум Россиян зделался отверст для всех наук: то нежность вкуса стала быть чувствуема, как скоро зачали чисто мыслить. Хорошее Стихотворство будучи всегда современно просвещенному рассуждению и тонкости вкуса, столь скоро просияло в России, сколь скоро сии дарования зделались нам обыкновенны. <…> В щастливое для наук владение бессмертной славы достойныя императрицы Елисаветы Первой стихотворство пришло в цветущее состояние в России. То, что видели Афины в самое благополучное время своей вольности; что видел Рим при Августе; что видела Италия при Льве Х; что видела Франция при Людовике XIV, увидела Россия во времена великия Елисаветы (Ефремов 1867, 190–191).
Перечисленные Домашневым имена августейших меценатов соответствуют четырем главным эпохам расцвета искусств, которые выделяла так называемая теория великих эпох, распространенная в историографии того времени. В частности, Вольтер во «Вступлении» к «Веку Людовика XIV» воспроизводил эту историческую схему и, как мы помним, вписывал в нее недавнее просвещение России. Вслед за Вольтером «теорию великих эпох» применял к России Сумароков в зачине цитированного выше стихотворения 1755 г. Можно заключить, что фоном для антикизирующей «помпезной риторики» (Пиккио 1992, 146) заключительных абзацев «Предисловия…» служил современный автору язык политической публицистики и апологетики. Задачей словесности Ломоносов провозглашает прославление монархии:
Сие краткое напоминание довольно к движению ревности в тех, которые к прославлению отечества природным языком усердствуют, ведая, что с падением оного без искусных в нем писателей немало затмится слава всего народа. Где древний язык ишпанский, галский, британский и другие с делами оных народов? Не упоминаю о тех, которые в прочих частях света у безграмотных жителей во многие веки чрез преселения и войны разрушились. Бывали и там герои, бывали отменные дела в обществах, бывали чудные в натуре явления, но все в глубоком неведении погрузились. Гораций говорит:
Герои были до Атрида,
Но древность скрыла их от нас,
Что дел их не оставил вида
Бессмертный стихотворцев глас.
Счастливы греки и римляне перед всеми древними европейскими народами, ибо хотя их владения разрушились и языки из общенародного употребления вышли, однако из самых развалин, сквозь дым, сквозь звуки в отдаленных веках слышен громкий голос писателей, проповедующих дела своих героев, которых люблением и покровительством ободрены были превозносить их купно с отечеством <…> (Ломоносов, VII, 591–592).