Рассматривая в «турецкой» перспективе русскую внешнюю политику эпохи Семилетней войны, Ф. Д. Лиштенан приходит к выводу, что эта война «имела в России важное религиозное измерение» (Liechtenhan 2004, 40). Второстепенный для второй половины 1750‐х гг. «турецкий вопрос» был увязан с определенным взглядом на политический статус России, сопутствовавшим императорскому титулу ее монархов. Хорошо известно, что этот титул символизировал «византийскую» модель власти, объединявшую государственный авторитет с религиозным (см.: Живов, Успенский 1996; Madariaga 1998, 34–39). Елизавета, последовательно добивавшаяся от европейских держав признания своего императорского статуса, охотно использовала религиозные мотивы во внешнеполитической риторике эпохи Семилетней войны. Она опиралась на тезис союзников о том, что антипрусская коалиция создана на благо «всего християнства», и представляла Семилетнюю войну своего рода крестовым походом. Высочайший манифест о вступлении в войну призывал подданных возносить «с Нами усердныя к Всевышшему молитвы, да Его всемогущая Десница защитит праведное дело» (ПСЗ XIV, 787–788). Императрица объявляла иностранным представителям, что действия Фридриха не заслуживают «благословения Господня» (цит. по: Щепкин 1902, 242) и что она намерена сделать прусского короля хорошим христианином (см.: Recueil 1890, 83). Главнокомандующий В. В. Фермор, осведомленный о настроениях при дворе, заказал своему пастору проповедь на слова: «Се скиния Божия с человеки, и вселится с ними, и тии людие Его будут, и сам Бог будет с ними, Бог их» (Откр. 21:3; см.: Теге 1864, 279) – тем самым сближая русское войско с божьим воинством. Эта топика нашла отражение и в одической поэзии: так, в «Оде… Елисавете Петровне… на день восшествия на престол… 1759 года…» (М., [1759], без паг.) А. Карина читаем:
С весельем армия гласила,
Что сам Господь ей помогал <…>
На фоне такого рода политической риторики можно выявить «патриотическую установку», которую Кайперт предлагает искать в историко-лингвистических выкладках «Предисловия…» (Кайперт 1995, 31). О ней свидетельствует, в частности, письмо Шувалова Вольтеру от 3 августа 1759 г., сопровождавшее французский перевод ломоносовского «Слова похвального… Петру Великому» (1755) и варьировавшее темы «Предисловия…»:
Je vous asseure Monsieur que cet original de mr. le professeur Lomonosoff, est très éloquent et très laconique. <…> Il servira au moins Monsieur à vous donner une idée de notre langue et de sa construction, vous verrés qu’elle n’est point à beaucoup près si pauvre que nous l’anonce l’histoire de Brandebourg, qui dit que nous n’avons point des mots pour exprimer l’honneur et la vertu. Plusieurs livres grecs ancienement traduits en notre langue, tels que St. Jean Chrisostome, St. Gregoire etc. suffisent pour démentir cette opinion <…>