Сознáюсь: я и взялся-то писать эту книгу, большей частью чтобы показать жизнь семьи Никаноркиных-Карповых-Торбиных, даже безотносительно того, писала Ника или нет. Трагические судьбы шести талантливых людей. Вопрос об авторстве Ники возник лишь в процессе работы над книгой – к нему подвели многие ставшие впервые известными материалы и факты.
Считаю так: писала Ника или не Ника – не имеет значения, потому что именно ее имя вошло в русскую поэзию ХХ века. И не это главное: по мне лучше хороший человек и дрянной поэт, чем наоборот. Согласитесь: иногда приятней читать книгу талантливого автора, но лично его не знать. К Нике это не относится. Предположим, писала не она. От этого что, Ника станет хуже или у нас изменится отношение к ней как личности? Конечно, нет. А вот если писала она и в ее творчество были привнесены чужие произведения, которые, как ее убеждали, тоже написаны ею, во что она верила, то здесь уже чистой воды лицемерие, да еще какое. Ему-то и учили Нику, не подозревающую, что ее калечат духовно. Психика ребенка подвластна родным. Вспомните слова Карповой о том, что стоило Нику раскусить, как она становилась податливой, словно медуза, чем бабушка с мамой пользовались. И хотя Ника все прекрасно понимала, она ушла, никому не поведав тайну своего детства.
Я уже собирался поставить точку в романе, как получил такое письмо от приятельницы Никиной семьи:
Господи! Александр Григорьевич! Как приятно читать Ваши письма! Я не думала, что Вы так хорошо знаете эту поганую семейку. Тогда будет правда в Вашем романе! Страшные они были люди. Погубили всех и погубили себя, вокруг сеяли смерть и раздоры, душили все светлое и доброе. А как они рычали на Алену Галич! А ведь эта женщина была светом в окне для бедной Ники. И ведь даже в фамилии этой девочки они нагрешили. Она по отцу была Торбина, а никакая не Турбина. Спекулировали на ее беде – талант Ники, благодаря их неуемной жажде славы, денег и великосветских развлечений, стал для нее бедой и проклятием… Ну, ничего, в итоге все ушли в мир иной и перестали отравлять этот мир. Дай им Бог в другом мире обрести хоть немного доброты и успокоения.
А в мире этом развеяны наконец-то жившие десятилетиями мифы о том, что Майя училась в Суриковском училище, что Андрей Вознесенский – отец Ники, что к ней по ночам приходил звук и диктовал стихи, что девочка не спала до 12 лет, а в 16 вышла замуж за швейцарского психиатра, что Евтушенко без причины расстался с Никой, что она не раз пыталась свести счеты с жизнью и другие.
Снова и снова мысленно возвращаюсь к Майе и Карповой и вот о чем думаю. Хотя в начале главы автор посетовал, что в числе других они не реализовали свой талант, но то, что теперь стало известно, позволяет утверждать, что Майя реализовала себя через дочь в поэзии, а Карпова – через внучку в прозе, первая – при жизни Ники, вторая – после ее смерти. Не важно, сколько стихов и записок кто из них написал и каких именно. Важно, что обе они были талантливы. Я всегда радовался встречам с Майечкой и Людмилой Владимировной, а теперь, когда тайное стало явным, я горжусь, что знал их близко, видел, слышал, прижимал к груди. Все их минусы можно было бы простить, если бы они не загнали Нику на ипподроме жизни. Но случилось то, что случилось. Их нет с нами, Господь уже распорядился их душами. В который раз я вспоминаю слова Леры Загудаевой: «Майя была безумно талантлива, она человек от Бога». Я долго не мог понять, в чем состоит талант Майи, ибо проявлений его не видел, если не считать удивительного поэтического слуха. Но и ему я не дивился: Майя, как и Ника, выросла в доме, где все слова, точно атомы в молекулы, соединялись в стихи.