— Датрису сильно досталось… я, конечно, на ноги его поставлю, но без следа это не излечится. И, главное, по горам его домой не довезти. Значит, мы с Май застряли здесь.
Армин понял, к чему он клонит. Магистры Дайран и Майяла задержатся в горах, Волки спасают от лихорадки степняков-кочевников. В замке почти никого не осталось: ни магов старшей крови, ни опытных хранителей.
Фасхил тоже понял:
— Не волнуйся, Могучий. Завтра с рассветом заберем учеников и двинем в Тирон.
— Я бы открыл портал, и мы бы уже сегодня были в Тироне, — ответил Армин, — если бы не проклятое землетрясение.
— Вот именно, проклятое землетрясение, — проворчал страж, — знаешь, сколько под этой лавиной заживо погребенных? Двадцать три, не меньше. Я из-за них боюсь крылья раскрыть — так и тянет с кем-нибудь жизнью поменяться. Неужто тебе еще мало?
Жутким замогильным холодом повеяло от слов стража. Армин допил вино и поднялся.
— Никогда ты, т’хаа-сар, шуток не понимал… Пойду спать.
— Иди, иди, златокудрый. Завтра путь неблизкий, — усмехнулся Фасхил, — Вершитель без магии и хранитель без крыльев — вот это хорошая шутка.
Свет тверже камня и холоднее льда, один свет — и ничего больше. Дрогнешь — раздавит, устанешь — сомнет, усомнишься — задушит и размажет по камням. Адалан знал, что рано или поздно так и будет: сомнет, размажет… но надо терпеть. Надо продержаться как можно дольше, чтобы у кого-то там, за пределами света, было время…
Адалан смутно помнил полет, крылатого зверя, теплого и живого, их общий страх и общую надежду. Помнил, как обнимал его и как оттолкнул прочь, прыгнув прямо под камнепад. И сразу дал волю пламени: огонь против огня, хаос против хаоса. Учитель говорил, когда ничего больше нет, это — последнее, что остается. Так спасли мир маги прошлого: загнали демонов глубоко в недра. Одним из них был его собственный предок, а раз вышло у него — значит, и Адалан сможет.
Он убил свое пламя, темное, ревущее пламя бездны. Теперь с ним только свет, тишина и смерть. И он почти смирился с этим мертвым миром, когда мир рухнул снова. Свет погас, и бездна взвыла ураганным ветром, грозя переломать кости… но крылатый зверь опять подхватил и закрыл собой. Ветер бил их, осыпал камнями, швырял в стороны, а потом вдруг бросил в густую траву и стих.
— Лаан-ши, ты живой?
Зверя больше не было — был ободранный, бледный от страха парень с растрепанными косицами и мерцающими глазами, такими родными… Сабаар, брат.
Адалан хотел улыбнуться, ответить, что все хорошо, но не мог — он с трудом узнавал свое тело и, кажется, совсем забыл, как с ним управляться. Губы кривились и дрожали, невозможно щипало глаза и нос. Он попробовал вытереть и понял, что не знает, где его руки.