При виде магов-целителей лицо Шахула чуть разгладилось, и голос заметно потеплел. Он шагнул навстречу, обнял сначала Рахуна, потом и Жадиталь, осторожно, словно боялся сломать, и даже улыбнулся.
— Вы наконец! Какое счастье! А то мы уже заждались. Как хотите, но отдыха с дороги не будет, слишком много работы: как можно скорее сжечь мертвых и их имущество, без дров, без настоящего топлива нам такое не по силам. И лечить. Не ждать новых смертей, опаивая больных сонными травами, а лечить по-настоящему. Все мои стражи — твои, девочка. Только объясни, что делать…
Жадиталь собиралась что-то ответить, может, просто сказать, что сама еще не знает, с чего начать, когда из-за ближайших юрт выскочила степнячка, растрепанная, грязная, насквозь провонявшая болезнью. Она подбежала, спотыкаясь, и кинулась Шахулу в ноги.
— Милости, большой зверь! Молю: будь милостив, дай им жить! Не отнимай их у меня! — причитала она, размазывая слезы по грязному лицу, по сапогам Шахула и полам его рубахи. — Сыночек… мой первенец… и доченька, кровиночка…
Ваджра было нагнулся к ней, хотел поднять. Но Шахул рявкнул: «Не смей!» — и мальчишка дернулся, даже чуть отскочил в сторону.
Следом за женщиной подошел страж-хранитель один из братцев-Росомах. Рахун не слишком хорошо знал их, но помнил самого младшего на празднике наречения вместе с Сабааром. Тогда все четверо внуков Хартина-Забияки были веселы и выхвалялись в кругу ничуть не меньше, чем когда-то их знаменитый задира-дед. Сейчас того задора в парнишке даже заподозрить было невозможно: тонкие губы дергались, крылья носа дрожали от возбуждения, а полные боли глаза блуждали, как у безумца.
На руках он держал двоих детей — младенца и двухлетку.
Шахул женщину словно не заметил. Обратился сразу к своему стражу:
— Что у тебя, парень? — и только глянув в глаза, тут же отвесил оплеуху. — А ну соберись, хаа-сар! Быстро, четко и не мямлить: что случилось?
От увесистой затрещины Росомаха лишь чуть головой дернул, но взгляд похолодел и прояснился и губы сжались плотнее. Он чуть подал вперед детей.
— Не жильцы они, хааши Шахул. Оба, хоть и живы еще.
Шахул протянул руки, погладил детей по щекам, по губам и остановил на ребрах. Потом легкий удар ладоней — сердцам детенышей немного надо, — и оба тельца, дрогнув, вытянулись, обвисли на руках стража.
Страж тоже дрогнул и побледнел, дрогнули и отшатнулись мальчишки-ученики, а магистр Жадиталь вспыхнула гневом. Рахун тоже почувствовал, как резко скрутило внутренности, сердце на миг замерло, и в лицо холодом дохнула смерть. Остановить сердце ударом ладони… когда-то, в самые страшные дни, он тоже так мог. Наверное, скоро сможет снова.