Нарайн и не надеялся утаить все. Будь Рауф глупцом, которого легко водить за нос, не нажил бы он ни богатства, ни знаменитого на Пряном пути имени, разве только тюремные колодки или гнилой тюфяк в казенной ночлежке. А разумный торговец мешок тумана не купит. Значит, частью правды, хочешь или нет, придется делиться.
— Что ж, слушай. Все, что ты говоришь, — правильно, за этого невольника я рассчитывал взять если не половину Мьярны, то половину своего состояния точно, но вышло так, что он раньше времени слишком многое увидел и сильно испугался. Малыш боится оставаться в школе, не в дом же его тащить? Мне мальчишка-раб для личных нужд без надобности, а ты такого давно хочешь, у тебя ему понравится. Но дешево не отдам, не обессудь уж.
Пока говорил, Нарайн внимательно следил и за приятелем, и за собравшейся вокруг публикой. Рауф всем своим видом выказывал сомнение, но мальчика из рук не выпускал — то по голове погладит, то за плечо придержит — и уже ясно стало, что не выпустит. Орбинит старшей крови — неслыханная редкость на невольничьем рынке, второго такого случая ему не представится, этого мальчика можно несколько лет и подождать… А еще Нарайн заметил среди зевак двух работорговцев, которые были готовы перехватить сделку сразу, если только фарис откажется.
— Недешево — это сколько? — спросил Рауф. — Слишком уж он мал: и вырастить придется, и воспитать, научить всему… Да ведь и болен он, целитель нужен, а может, и маг.
— Не пол-Мьярны, нет. Десять мер серебром.
Нарайн даже не задумался, он давно решил, сколько и как запросит за свою диковинку. Поэтому, стоило покупателю замяться и опустить глаза, сразу же повторил:
— Десять мьярнских мер серебром или восемнадцать талари золотом, и ни на элу меньше. Или я отдам его перекупщику, он заплатит больше.
— И погубит ребенка.
— Скорее всего, так. Да, я хочу, чтобы малыш жил, но не за мой счет, упасите Творящие. Так что, по рукам или нет? Уже вечер, а ночевать здесь я не собираюсь.
Рауф явно растерялся. Восемнадцать золотых за такого кроху — это и в самом деле немало. За три талари можно было купить взрослого здорового мужчину, за пять-семь — умелого ремесленника. Но, с другой стороны, Оген почтенному Камади в свое время стоил тридцать две монеты. Не рассчитывал же он всерьез, что получит такое чудо даром?
Наконец фарис заговорил:
— Послушай, Нарайн, цена справедливая, и я не думал бы даже торговаться. Но… сейчас конец ярмарки, у меня в кошельке и пяти талари-то не наберется. Может быть, сможем как-то договориться? А малышу у меня хорошо будет, богами клянусь…