Семь столпов мудрости (Лоуренс) - страница 27

Арабские цивилизации имели абстрактную природу, скорее духовную и интеллектуальную, чем прикладную; и недостаток у них общественного духа делал тщетными их превосходные личные качества. Они были удачливы в свою эпоху: Европа пала до варварства, и память о греческом и латинском образовании тускнела в умах людей. В сравнении с этим подражательные упражнения арабов казались культурными, их умственная деятельность — прогрессивной, их государство — преуспевающим. Они сослужили ценную службу, сохранив что-то из классического прошлого для средневекового будущего.

С пришествием турок это счастье обратилось в сон. Постепенно семиты Азии подпали под их иго и нашли в нем свою медленную смерть. Их блага были оторваны от них; и их души съёжились под леденящим дыханием военного правительства. Турецкое правление было жандармским правлением, и турецкая политическая теория — не менее жестокой, чем практика. Турки учили арабов тому, что интересы группировки выше интересов родины; что узкие местные заботы значат больше национальных. Они вели их с помощью тонких разногласий к взаимному недоверию. Даже арабский язык был изгнан из судов и учреждений, из правительственных служб и высших школ. Арабы могли служить государству только ценой потери своих национальных свойств. Эти меры не принимались безропотно. Стойкость семитов проявилась в многочисленных мятежах против наиболее тяжких форм турецкого вторжения в Сирии, Месопотамии и Аравии; сопротивление вызывали и более коварные попытки турок поглотить их. Арабы не променяли свой богатый и гибкий язык на грубый турецкий: напротив, они наполнили турецкий арабскими словами и держались за сокровища своей собственной литературы.

Они потеряли свое географическое чувство, свою расовую, политическую и историческую память; но они тем крепче вцепились в свой язык и почти воздвигли в нем само свое отечество. Первым долгом каждого мусульманина было изучение Корана, священной книги ислама и одновременно величайшего памятника арабской литературы. Знание того, что это его собственная религия, и что только он имеет надлежащие навыки, чтобы понимать и практиковать ее, давало каждому арабу мерило, по которому можно было судить о банальных завоеваниях турок.

Затем произошла турецкая революция, падение Абдул-Хамида[13] и приход к власти младотурок. Для арабов на мгновение просветлел горизонт. Движение младотурок было восстанием против иерархической концепции ислама и панисламистских теорий старого султана, который стремился, провозгласив себя духовным правителем мусульманского мира, быть также (хоть его и не просили) правителем в делах светских. Эти молодые политики взбунтовались и бросили его в тюрьму под воздействием конституционных теорий суверенного государства. Так, в то время как Западная Европа только начинала двигаться от национализма к интернационализму, и в ней грохотали войны, далекие от расовых проблем, Западная Азия двигалась от всеобщей церкви к националистической политике и мечтала, чтобы войны за самоуправление и суверенитет заменили войны за веру и догму. Эта тенденция прорвалась впервые и сильнее всего на Ближнем Востоке, в маленьких балканских государствах, и поддерживала их в почти беспримерной жертвенности во имя отделения от Турции. Позже возникли националистические движения в Египте, в Индии, в Персии и, наконец, в Константинополе, где они были укреплены и заострены новыми американскими идеями в образовании: идеями, которые, будучи выпущены в атмосферу старого возвышенного Востока, произвели гремучую смесь. Американские школы, обучающие методом опросов, поощряли научную беспристрастность и свободный обмен взглядами. Сами того не желая, они обучали революции, так как невозможно было в Турции быть современным и в то же время лояльным для того, кто был рожден греком, арабом, курдом, армянином или албанцем — то есть в одном из покоренных народов, над которыми туркам так долго помогали держать власть.