Таким образом, наш Имперский Верблюжий корпус теперь стал подвижным, гибким, выносливым, бесшумным; за исключением случаев, когда они все вместе садились в седло, так как тогда три сотни верблюдиц ревели все вместе, и волна звука в ночи разносилась на мили. С каждым переходом они становились все более искусными, все больше приспосабливались к животным, становились тверже, тоньше, быстрее. Они вели себя, как мальчишки на каникулах, и то, что офицеры легко смешивались с солдатами, создавало замечательную атмосферу.
Мои верблюды были приучены идти по-арабски, на полусогнутых ногах, раскачивая лодыжками, чуть длиннее и чуть быстрее, чем обычно ходят верблюды. Верблюды Бакстона шагали своей естественной поступью, на них не влияли их седоки, которым не давали прямого контакта с ними подкованные ботинки и манчестерские седла из дерева и стали.
Поэтому, хоть я выходил каждый раз рядом с Бакстоном в авангарде, я упорно вырывался вперед со своими пятью дозорными; особенно когда подо мной была Баха, необычайно высокая, широкая в кости, величавая, получившая свое имя за хриплый голос, которому она была обязана ранением навылет в подбородок. Она была прекрасно обучена, но отличалась дурным характером, была наполовину дикой, и у нее никогда не хватало терпения идти, как все. Вместо этого, подняв нос, с взъерошенной на ветру шерстью, она скакала в неудобном танце, ненавистном моим аджейлям, потому что это напрягало их поясницы, но для меня не лишенном забавности.
Вот так мы обгоняли британцев на три мили, искали клочок травы или сочные колючки, лежали среди теплого свежего воздуха и отпускали наших животных пастись, пока нас не догоняли; а Верблюжий корпус, приходивший к нам, представлял собой прекрасное зрелище.
Сквозь знойное марево, в котором вспыхивали сияющие камни на хребтах, мы сначала видели только тяжелую коричневую массу колонны, витающую в дымке. Когда она подходила ближе, то обычно разделялась на небольшие изгибающиеся группы, они распадались и сходились друг с другом. Наконец, совсем близко, мы могли различить отдельных всадников, как крупных водоплавающих птиц, по пояс в серебристой дымке, и атлетическую фигуру Бакстона, с прекрасной посадкой, ведущего своих загорелых, смеющихся людей в хаки.
Странно было видеть, насколько по-разному они держались в седле. Кто-то сидел естественно, несмотря на неудобные седла; кто-то выставлял заднюю часть и наклонялся вперед, как деревенские арабы; другие припадали к седлу, как австралийцы на лошадях. Мои люди, судя по внешнему виду, едва удерживались от насмешки. Я сказал им, что из этих трехсот я могу выбрать сорок людей, которые дадут фору в скачке, в бою и в выносливости любым сорока из армии Фейсала.