Моцарт (картины из жизни) (Каринцев) - страница 15
«Прекрасными фразами, похвалами и овациями не заплатишь ни за проезд, ни за квартиру!..»
И Моцарт едет дальше. В Аугсбурге над ним насмехается группа местных аристократов, к которым Моцарт обратился с просьбой устроить его концерт. В Мангейме против него ополчается весь музыкальный мир во главе с бездарным капельмейстером Фогелем, ненавидевшим Моцарта за его гениальность.
— У нас нет места для зальцбургских шарлатанов, — надменно заявляет Фогель, и закрывает перед Моцартом дверь.
И так везде… Игрой гения восхищаются, он имеет колоссальный успех, но места ему нигде не дают. С ним обращаются грубо, свысока, называют его на «ты» или, что еще оскорбительнее, в третьем лице, заставляют месяцами ждать ответа, и в конце концов презрительно отказывают во всем.
— Воздух Германии не для меня! — горько восклицает Моцарт. — В Париж! В Париж! Туда, где протекало мое счастливое детство, туда, где меня впервые признали…
Но и Париж не принес с собой ничего хорошего. Чему удивлялась парижская знать, когда слушала шестилетнего Моцарта? Чем был для нее Моцарт? Не гением, а лишь игрушкой, забавой, которой восхищались, которую осыпали подарками и ласками, чудесным ребенком, которого можно было поцеловать и затем забыть.
Чем теперь был Моцарт? Маленьким, невзрачным, худощавым человеком, который не умел ни встать, ни поклониться, ни говорить комплименты. И вдобавок без гроша в кармане. Правда, у него был огромный талант, но это не могло иметь успеха у королевского Парижа, знавшего только забавы и пиры.
Этот Париж не мог оценить Моцарта. Часами простаивал музыкант в холодной, нетопленой приемной графини Шабо, имевшей влияние при дворе, в ожидании, когда графине заблагорассудится послушать игру композитора. А когда он с озябшими от мороза пальцами, дрожа и весь ежась от холода, все же играл свои гениальные композиции, графиня Шабо занимала своих гостей и едва ли слышала гениальную музыку.
Неоконченный портрет Моцарта.
— Зубы у меня стучали, я весь дрожал, — жаловался Моцарт своим друзьям, — но я играл, играл… для стульев, столов, стен. И ни для кого больше!
В легкой одежде, быстро шагал он по немощеным улицам Парижа из одного конца в другой, давая уроки бездарным детям титулованных особ, только чтобы получить жалкие гроши для себя и своей старушки матери, жившей с ним в Париже. Такая жизнь была по силам молодому Моцарту, но ее не могла перенести старуха. Она тяжело заболела и после двух недель страданий умерла. Моцарт похоронил свою мать на парижском кладбище, и остался одиноким в чужом, неприветливом Париже.