— Уулча тоже чем ближе к обеду, тем усердней работала, — вставила Кербез. — Я только диву давалась: откуда у нее силы берутся?
— Я ж его прихода ждала… — призналась Уулча. — Он же меня так со свадьбой торопил! А я думаю: «Выйду замуж — кто будет матери помогать?» Братик, сестренки совсем еще маленькими были. Отец в армии… А этот торопит и торопит! Сказала я матери, а она: «Сама решай, доченька. Карагул парень хороший, работящий. Что я могу еще сказать?.. Лишь бы вы друг друга любили да уважали. Но все же напиши сначала пару слов отцу». А я, перед тем как отцу написать, решила Карагула испытать. «Мать не соглашается, — говорю. — Как мы будем жить, мол, без тебя. Сказала, что если любит, пусть живет с нами. Родители у него молодые, крепкие, без его помощи проживут». Вижу — погрустнел он сразу после моих слов.
— Еще бы не погрустнеть! — воскликнул Карагул. — Аж сердце вздрогнуло, как услышал! «Что ж это — примаком, выходит, буду?! А что отец с матерью скажут? Что люди говорить будут? Опозорюсь. Скажут — ради бабы примаком стал, живых родителей бросил», — думаю. Потом все-таки решился. Отец мой табунщиком работал. Мать еще молодая была. А у них все мал мала меньше. Как они будут жить без Уулчи? И решил: «Пойду в примаки. Умные люди поймут, а глупые… а на глупых не обижаются!»
— Я так обрадовалась, когда он согласился! — перебила мужа Уулча. — Сердце чуть из груди не выскочило! Домой как на крыльях прилетела. Села сразу письмо отцу писать. Скоро ответ пришел. Отец у нас был неграмотный, видно, какого-то парня-киргиза попросил ответ написать. «Спасибо, доченька, что написала. Карагул — парень хороший. В общем, решайте сами». А в конце письма тот джигит-солдат, который письмо писал, добавил: «Будьте счастливы, молодые! Эх, увидеть бы тебя, земля родная!» — и написал свое имя и фамилию.
— А мы как обрадовались! — оживилась Тунук. — А помнишь, как все отговаривали Карагула праздновать свадьбу, мол, не время, потом отметишь? А он все-таки настоял на своем. И на свадьбе даже бузу[4] пили!
— До сих пор помню, как ты пела тогда, — сказала грустно Уулча. — В голове шумело от бузы, но твоя песня заставила меня протрезветь. Ты пела тихо, будто радуясь и в то же время горюя о чем-то. Все вдруг замолчали и задумались, слушая твою песню… И почему-то мне вспомнился Нур-агай. Как он нравился нам всем! И хотя он учил нас, мы смотрели на него совсем не как на учителя. А он и виду не подавал. У него была чистая душа. Вот только при виде тебя он становился каким-то другим, радостно улыбался, и в классе вдруг делалось светло-светло…