"Я не девочка, – сказала она себе. – Я женщина и я конунг!"
Елизавета "прислушалась". Солнце было уже близко. Галичане занимали высоты, венгры готовились атаковать. И затаившиеся за "черным туманом" враги изготовились нанести фланговый удар.
– Пора! – тихо сказала Елизавета, но ее, разумеется, услышали. – Луки к бою!
Тихое шевеление распространялось от нее на запад и восток. Воины доставали сухие тетивы из-за пазух и снаряжали луки. Работали тихо, но споро, не дожидаясь особого распоряжения, выстраивались в три шеренги, чтобы обеспечить высокий темп стрельбы, готовили стрелы, втыкая их в землю перед собой.
– Квиг, приготовься! – Елизавета, как и прежде, поднялась в седло без посторонней помощи и надела поданный Ириной шлем. Забрало было поднято, влажный воздух холодил лицо.
Из-за деревьев в зенит ударили первые лучи восходящего солнца. Небо засветилось розовым, туман, стлавшийся над речной долиной, наполнился опаловым сиянием. Где-то далеко, в нескольких лигах на запад заиграли рожки, подали голос медные горны, – это венгерская конница выстраивалась на равнине для удара в лоб. В Галичьмерских порядках тоже заиграли трубы, но у них была иная тональность, другие голоса. Турьи рога и длинные трубы издавали сильные печальные звуки, от которых стыла кровь, и вставали дыбом волосы на загривке.
Напряжение нарастало, но время Елизаветы еще не пришло. Закричали горны, дрогнула земля под ударами копыт, и волна атаки пошла с запада на восток. Галичане сомкнули строй, выставив вперед длинные пики и прикрывшись ростовыми щитами первой линии. Ничего этого Елизавета, разумеется, не видела, и видеть не могла, но она знала – все это правда. Ее история будущего совпадала с разворачивающимися в пространстве и времени событиями, как рисунок и его отражение в зеркале.
"Сейчас!"
Волна венгров обрушилась на галичан, и до застывших, словно языческие идолы, скулнскхорцев и бургундцев, донеслись звуки отчаянного сражения. Просто слитный шум, в характере которого, впрочем, никак не усомнишься. Сражение. Битва. Кровь и смерть. Отчаяние, надежда, мужество и безрассудство, – все слилось в этих звуках, но Елизавета "слышала" и то, чего не могли услышать другие. Она, словно бы, была там и "видела", как с треском ломаются пики и лопаются щиты, как со свистом летят стрелы, как ржут обезумевшие лошади, кричат раненые и богохульствуют живые. Сталь высекала искры из стали, летели веером капли крови, и смерть во всем своем безобразном величии простерла над полем брани черный подбитый вечностью плащ.
"Аминь!"