Тут Мирон прервал разговор. Всё то время, пока он рассказывал Ефрему историю, он успел приготовить компресс из марлевых повязок, смазанных густой мазью на основе животного жира и разных трав. Он дал его Ефрему и помог ему привязать их на поясницу.
– Так вот, – продолжил он снова. – Я рассказал тебе свою историю. Если хочешь поделиться со мною своей – выкладывай всё сейчас.
Ефрем смутно и почти неосознанно воспринимал ту историю, которую поведал ему Мирон. Все мысли в его голове сосредоточились вокруг животных инстинктов, справиться с которыми ему было тяжело. Он чувствовал, что в нём проснулся тот самый голод. Сосредоточенный его взгляд оценивающе рассматривал тело Мирона, а в голове возникли странные мысли о вкусовых качествах его плоти.
Какой-то тормоз в сознании Ефрема отпустил свою педаль, и внутренне животное стало побеждать внутреннего человека. Неизвестный одержимый зов заглушил мораль, в тисках которой он пребывал долгие годы, будучи окруженным обществом других людей. Сейчас он понимал, что находится в тайге, в диких условиях, где нет людей, где не действуют никакие законы цивилизации, где есть только свобода мыслей и действий. Эта страшная свобода, в которой жизнь человека не важна, и побеждает только тот, кто будет сильнее.
Вместе с этим Ефрем понял, что в его нынешнем состоянии не идёт никакой речи о том, чтобы тягаться с пускай уже и старым, но всё ещё сильным человеком и опасным охотником. Единственное, что ему оставалось – только набираться сил и терпения и ждать подходящего момента.
Когда Мирон закончил и обратился к Ефрему, тот махнул головой, отгоняя наваждение животных мыслей. Хотя он и понял, что может довериться человеку, всю правду и своём прошлом, однако, он говорить не стал:
– Мы с одним…товарищем на прогулку пошли, на лыжах кататься, – начал Ефрем, долго взвешивая каждое слово. – Остановились в зимовье на ночёвку, недалеко от города. И напились там. Тот когда выпил, стал агрессивным. В общем… приложил я его головой об угол кровати. Тот в сознание долго не приходил. Начал его в чувства приводить – он не дышит. Испугался я, в общем… Решил облить сторожку керосином и поджечь. Нас многие на выходе из города видели. Я понял, что меня найдут, и решил бежать.
Слушая Ефрема, Мирон склонил голову, внимательно слушал и кивал головой, уставясь в пол. После того как Ефрем закончил говорить, он вздохнул, сцепил руки в замок на паху и сказал:
– А ты уверен, что ты вообще сможешь выжить в тайге, терпеть все лишения и одиночество, всю жизнь быть один, без людей и нормальной жизни, к которой уже привык? Я понимаю, у всех характеры разные, каждый волен выбирать свой путь, но подумай хорошенько: тот ли путь ты выбрал? Тюрьма отнимет у тебя десять лет твоей жизни, тайга заберёт её всю, окончательно и бесповоротно. Просто… Посмотри на это иначе. Многие люди и так всю жизнь живут как в тюрьме: учёба, армия, работа, субботники, мероприятия, больницы… Так же и тюрьма – это такая же часть общественной жизни. Конечно, далеко не самая лучшая. Она разлагает человека морально, но поверь, даже там гораздо больше шансов, что твой разум и ты сам останутся целы, в отличии от жизни практически на улице, в этом опасном и гиблом месте, среди диких зверей, в полном одиночестве, далеко от родных и близких. Ты уверен, что готов к этому?