В лагере Сен-Реми Швейцер неожиданно встретил знакомых. Для него, как и для его жены, это была большая радость. Они встретили там двух молодых людей: учителя из Гюнсбаха и священника, который учился у Швейцера в Страсбурге. Священнику лагерное начальство разрешило по воскресеньям служить обедню. Швейцер помогал ему в этом и часто вместо него читал проповеди. Эти проповеди в условиях безрадостной лагерной жизни доставляли ему некоторое удовлетворение. Поскольку в лагере был свой врач, к помощи Швейцера здесь прибегали редко. Состояние здоровья Елены ухудшалось, но еще больше страдала она от жизни в неволе и от тоски по родине. Швейцер заботливо ухаживал за женой и как мог поддерживал ее.
В середине июля обитателям лагеря неожиданно объявили, что в ближайшие дни их обменяют на интернированных другой стороны и им будет разрешено через Швейцарию вернуться домой. К ужасу Швейцеров, их не оказалось в списке лиц, подлежащих отправке, но вскоре выяснилось, что это лишь недоразумение, которое быстро уладили.
12 июля 1918 года всех интернированных, подлежавших обмену, разбудили посреди ночи. Им велели тут же приготовиться к отъезду.
И снова Швейцеру пришлось тревожиться за судьбу своих набросков к «Культуре и этике», которые он делал в Гарезоне и Ceн-Реми. Как только был объявлен приблизительный срок обмена, Швейцер предъявил свои записки лагерному цензору. Но зачем, спрашивается, цензору какого-то лагеря интернированных в Сен-Реми возиться с пачкой листков, на которых записаны философские размышления? Самое простое — конфисковать и уничтожить эти листки. Но цензор Сен-Реми хотел показать, что он интеллигентный человек. Что это, философия? Господи, да это же и вовсе безобидная штука. И он великодушно наугад проштемпелевал несколько страниц: «Провоз разрешен».
На вокзале в Тарасконе интернированных до отхода поезда заперли в сарай, стоявший поодаль. Когда же надо было садиться на поезд, отъезжающих стали торопить. Швейцер с женой, обремененные багажом, тяжело брели по щебню, насыпанному между шпалами. Один из интернированных, инвалид, шедший без багажа по той простой причине, что у него не было никакого имущества, предложил супругам свою помощь. Преисполненные благодарности, они передали ему кое-что из вещей. Случайный этот эпизод, впоследствии рассказанный Швейцером, проливает свет на его характер, нa присущую ему неумолимую последовательность во всем: «Мы шагали рядом под палящим солнцем, и я дал себе слово, что в память об этом человеке отныне всегда и на всех вокзалах буду высматривать обремененных багажом пассажиров и помогать им, и это свое слово я сдержал. Правда, однажды, когда я по обыкновению предложил одному пассажиру свою помощь, он заподозрил, что я хочу украсть его чемодан».