Князь пропустил верховых и направился в лагерь, Воронцов пошёл следом. Пожар, вызванный его заклинанием, не задел соседние палатки и прекратился так же быстро, как начался — только чёрное, обуглившееся тело охранника лежало в окружении подпалин и не сгоревших лоскутов ткани от палатки.
Артиллерийская перестрелка, меж тем, продолжалась, ядра одно за другим дырявили высокий шатёр, в ответ залпами била батарея Андерсона.
Очередное ядро просквозило княжескую резиденцию, когда хозяин был уже в двух шагах от полога. Прямо на глазах края отверстия затлели, а потом, раздуваемые ветром, вспыхнули.
— Ут-куз! Пожар! Воды! — закричали отовсюду на татарском и русском.
Но и этот пожар загасить не удалось — шатёр вспыхнул как свечка.
Князь взирал на это молча, а когда огонь спал, взялся обеими руками за голову и стоял так не менее пяти минут. В конце концов он совладал с собой и направился к столику и прочей обстановке, которая лишь местами чуть обуглилась, но осталась цела.
— Прошу. — Он указал на изящный миниатюрный стульчик.
Георгий уселся.
По знаку князя подбежал слуга в ливрее и парике и споро сервировал столик бокалами, графином вина и закусками.
— Конфузия ещё не поражение в войне, — сказал князь, подняв свой бокал. — Я пью за свою победу, а вы, Георгий Петрович, вольны выпить за вашу, ведь победы наши не исключают друг друга. — Князь приподнял бокал, как бы салютуя сотрапезнику, и выпил.
Георгий пить не стал.
— Вы хотите получить раскольника, — сказал князь. — И я отдам его вам, как только он закончит работу.
— Что это было там, в деревне?
— Ну зачем вам знать о моих делах? Они с вашими никак не связаны.
— Они связаны неразрывно, да и доверять вам у меня теперь нет оснований.
— Отчего? Я вас не обманывал. Впрочем, воля ваша... — Князь задумался ненадолго. — Эти люди, крестьяне, задолжали мне... Я просто возвращаю своё.
— Раскольник по вашему приказу убивает их? Насаждает чуму?
— Мор не разойдётся за пределы села. Ведь как мне получить своё? Судиться? С мужиками? Ну-с, до этого я не опущусь. А так — несколько ненужных жизней и прочих казённых крестьян спишут на болезнь, а в моих сёлах народятся взрослые дети. Я не убиваю напрасно.
— Я вам не верю. А даже если вы и говорите правдиво, всё равно это преступление и бунт.
Князь помрачнел, но сделал над собой усилие и продолжил разговор:
— А насколько вам нужен раскольник? Ваша совесть неспокойна? Вы успокоите её, получив злодея в руки. Это он делает, а не я.
— Но вы причина всему.
— Нет, вы ошибаетесь. Он появился у меня в имении после того, как казаки... — князь запнулся, — избили моих людей. Сказался отшельником, де, в святых местах познал благодать и теперь может чудеса творить. И показал... всякое. Он же предложил помощь, так что чаша весов с грехами за происходящее в селе на его стороне, не на моей.