. В своем обращении к буржуа Бодлер (точнее, субъект, воображаемый нами за текстом) демонстративно берет сторону своих адресатов против, кажется, более родственных себе представителей культурной элиты. Этих людей он именует иронически «аристократами мысли», а также «фарисеями» и «узурпаторами духовных благ». Основной упрек к ним состоит в том, что, будучи сами к творчеству непричастны, они присваивают себе право учить остальных «правильным» эстетическим наслаждениям, то есть фактически… распространяют буржуазный практицизм за границы той области, где он уверенно и, возможно, даже заслуженно «царствует». Эта критическая манера в итоге ничему ценному не учит «потребителей» и решительно ничем не помогает художникам. Чтобы быть достойной своих задач, критике следовало бы отказаться от претензий на образцовые суждения вкуса, стать полноценно художественной (почему бы не культивировать такие критические жанры, как, например, сонет или элегия?), а заодно и полноценно личностной. Словом, критику в современных условиях желательно стать художником, а художник может — даже призван! — быть сам себе и критиком, и толкователем, и теоретиком, то есть творцом и посредником в одном лице.
Демонстрацией новой критической манеры служит пассаж «О колорите» — там же, в «Салоне 1846 года». Это попытка передать словами художническое ощущение цвета и колорита — как опыт, процесс восприятия и переживания: «Представим себе прекрасный пейзаж, где все зеленеет, алеет, переливается рефлексами и трепещет, порой становится матовым от пыли, где все предметы, окрашенные самым различным образом соответственно своему молекулярному строению, ежесекундно меняющиеся от смены света и тени и приводимые в движение незримыми токами внутреннего теплообмена, находятся в состоянии непрерывной вибрации, отчего контуры их непрестанно колеблются, сливаясь с вечным движением вселенной…» Форма выражения здесь важна по крайней мере так же, как содержание. Сам ритм фразы передает подвижность и мерцание оттенков, которые читающий должен начать различать «очами воображения». Акцент на многосоставности впечатления усиливается ссылкой на многокрасочность сменяющих друг друга сезонов и разноосвещенность — утреннюю, полуденную и вечернюю… То ли перед нами воссоздание природного ландшафта глазами художника на пленэре, то ли — описание импрессионистического полотна, оживающего под чутким взглядом, то ли, каким-то странным образом, сочетание первого и второго. В финале предлагается процесс восприятия цвета и света пережить еще и как музыкальное звучание, то есть