— Я знаю.
— Как большинство актеров, я никогда не ел перед спектаклем, но зато ужинал потом довольно плотно. У меня был свой столик в «Фуке». Там уже знали, что мне подавать. Да, вот так. Не скажу, что это произошло назавтра, но через несколько дней после ухода моя жена была там, и причем не одна. Она подошла пожать мне руку с такой простотой и естественностью, что мы оба, верней, все трое выглядели так, словно играли комедию.
«Добрый вечер, Франсуа».
И тот тоже протянул мне руку, правда немножко нервничая, и пробормотал:
«Добрый вечер, господин Комб».
Я понял, они ждали, что я приглашу их за свой столик. У меня уже было накрыто. Я и сейчас все это вижу, будто это произошло вчера. Там было человек пятьдесят, в том числе несколько журналистов, и все глазели на нас.
Как раз в тот вечер я и объявил, совершенно не задумываясь над смыслом слов, которые произношу:
«Думаю, я скоро уеду из Парижа».
«Куда ты собираешься?»
«Мне предлагают контракт в Голливуде. Сейчас, когда меня ничего здесь не удерживает…»
Цинизм? Бездумность? Нет. Я знаю, она никогда не была цинична. Она поверила моим словам. Ей было известно, что четыре года назад я действительно получил предложение из Голливуда, но отказался, с одной стороны, потому что она не была включена в ангажемент, а с другой стороны, потому что дети были еще слишком маленькие и мне не хотелось с ними разлучаться.
Она сказала:
«Я очень рада за тебя, Франсуа. И всегда была уверена, что все образуется».
Они все так же стояли возле моего столика, и тут я пригласил их присесть, до сих пор не понимаю, почему.
«Что вам заказать?»
«Ты же знаешь, я не ужинаю. Фруктовый сок».
«А вам?»
Юный болван счел себя обязанным заказать то же, что и она, не осмелившись спросить чего-нибудь покрепче, хотя ему просто необходимо было глотнуть спиртного, чтобы придать себе смелости.
«Два сока!»
И я продолжил ужин, а они сидели со мной!
«У тебя есть какие-нибудь известия от Пьеро?» — поинтересовалась моя жена, достав из сумки пудреницу.
Пьеро — это уменьшительное имя, которым мы звали сына.
«Три дня назад я получил от него письмо. Ему по-прежнему там очень нравится».
«Ну и прекрасно».
И представляешь, Кей…
Почему именно в этот момент Кей предложила:
— А тебе не хочется называть меня Катрин?
Он мимоходом взял ее за руку и легонько сжал пальцы.
— Представляешь, Катрин, все время, пока я ужинал, жена бросала на этого юного болвана мимолетные взгляды, как бы говоря: «Убедился, что это вовсе не страшно? Тебе нечего бояться!»
— Ты до сих пор любишь ее?
Комб, нахмурясь, дважды обошел комнату. Оба раза останавливался у окна и смотрел на старого еврея-портного напротив, наконец встал перед Кей, выдержал паузу, как выдерживают ее в театре, прежде чем произнести главную реплику, что-то такое сделал со своим лицом, с глазами и только после этого произнес, как отрезал: