— Франсуа!
Он уже спустился на несколько ступенек.
— Извини, что мне приходится тебя просить. Ты не мог бы дать мне несколько долларов, чтобы купить продукты для обеда?
А он ведь даже не подумал об этом. Комб покраснел. Это было так неожиданно… Они стояли в коридоре возле лестницы, как раз напротив двери, на которой зелеными буквами было выведено «Д. К. К.».
У Комба было ощущение, что еще никогда в жизни он не чувствовал себя так неловко. Он достал бумажник, вытащил из него деньги; ему не хотелось, чтобы это выглядело так, будто он их считает, кстати, для него сумма не имела значения; еще сильней залившись краской, он протянул ей несколько билетов в один, два и пять долларов и не желал знать, сколько их там.
— Прости, пожалуйста.
Он понимал. Ну конечно же. И потому у него стиснуло в горле. Ему хотелось бы вернуться вместе с ней в комнату и дать волю чувствам. Но он не решался, именно потому, что причиной была возникшая между ними проблема денег.
— Ты позволишь, я куплю себе пару чулок?
И тут он понял или ему показалось, что понял: она это сделала намеренно, чтобы вернуть ему уверенность в себе, чтобы он снова вошел в роль мужчины.
— Извини, что я сам не догадался.
— Знаешь, я, наверное, схожу забрать свои чемоданы.
Она продолжала улыбаться. Эти слова обязательно надо было произносить с улыбкой, с той особенной улыбкой, которую они обрели сегодня утром.
— Я не буду совершать безумств.
Он взглянул на нее. Она была совершенно естественная, ненакрашенная и ничуть не заботилась о том, как она выглядит в мужском халате и шлепанцах, которые ей все время приходилось удерживать кончиками пальцев, чтобы они не свалились.
Комб стоял двумя ступеньками ниже ее.
Он поднялся к ней.
И здесь, в коридоре, у безымянных дверей, на как бы no man's land>1, они поцеловались, и то был первый их любовный поцелуй в этот день, а может, и вообще первый любовный поцелуй; у обоих было чувство, что им нужно так много удержать и сохранить, что они все длили и длили его, ласково, нежно, и не хотели, чтобы он кончался, и лишь звук открывающейся двери заставил их разъединить губы.
Она сказала ему:
— Ну, иди.
И он пошел вниз по лестнице, чувствуя себя совершенно другим человеком.
Благодаря Ложье, французскому драматургу, который жил в Нью-Йорке уже два года, Комб участвовал в нескольких передачах на радио. Еще он получил роль француза в комедии, которую играли на Бродвее, но пьеса, поставленная сперва в Бостоне, продержалась на сцене в Нью-Йорке всего три недели.
Сегодня утром Комб не чувствовал горечи. Он дошел до Вашингтон-сквер, а там сел в автобус, который ехал по Пятой авеню из конца в конец. Ради удовольствия, чтобы полюбоваться видом улицы, он поднялся на империал и продолжал, во всяком случае поначалу, испытывать ощущение бодрости.