Моя ужасная няня (Брэнд) - страница 121
– Ой-ой-ой! – закричали дети. – Помогите! Спасите!
– Мы вам поможем, поможем! – ответила им сразу дюжина голосов, и по ступенькам больничного крыльца заковыляла целая армия пожилых джентльменов.
Они выглядели очень странно: некоторые были в слишком тесных халатах, в то время как полосатые пижамные штаны на их тощих больных ногах волочились за ними по лестнице; другим халаты были велики и полами подметали ступеньки, и джентльмены всё время запинались. Но они всё равно стремились на помощь детям, а те только сейчас заметили, что джентльмены привязаны к спинкам своих кроватей поясами халатов и тащат койки за собой. И все кровати застряли в дверях больницы, и возникла страшенная пробка. Один тучный джентльмен скакал с кровати на кровать в каком-то ритуальном дикарском танце, выкрашенный синей краской. При этом одну руку он поднял над головой, будто официант, и в ней держал поднос с больничным ужином: тарелки с густым супом и пирогами с почками и пудинг с изюмом.
– Ой, мистер Стаут! – закричали дети. – Дайте это нам! Дайте нам!
Но из-за угла, жужжа, выкатилось инвалидное кресло, в котором восседала сердитая старая дама, тоже вся синяя.
– Вздор, вздор, дайте это мне! – воскликнула она. – Меня гоняли кругами по саду, я страшно замёрзла, и мне нужно согреться.
– Ой, миссис Чампинг! – закричали дети. – Мы не поняли, что медсестра имеет в виду кислородную подушку, – мы только хотели помочь!
Но миссис Чампинг лишь зарычала на них почти так же свирепо, как дикие животные из клеток. Дети не могли больше оставаться в больнице и убежали.
Вереница кебов неторопливо двигалась по дороге.
– Спасите! Помогите! – закричали дети, и кебы остановились, впустив их внутрь. Но оказалось, что кто-то снял внутри пол, и детям снова пришлось бежать, а извозчики погоняли своих лошадей, и дети еле успевали перебирать ногами, но лошади, видимо, помнили их доброту и отказывались скакать быстрее. Так что дети выбрались из кебов, но тут их нагнала целая эскадра кресел-каталок, в которых восседали разгневанные престарелые дамы и джентльмены, что-то бормочущие об омолаживающем эффекте взбитого яичного белка…
Длинный день угасал – долгий-предолгий, утомительный день. Дети бежали со вчерашнего вечера, когда звёзды засверкали на тёмно-синем бархате вечернего неба. Приближалось время пить чай, но никакого чая не было. Дети подумали, что на дамских шляпах, которые они сорвали по дороге, могли остаться крошки бисквитов, но чайки подумали об этом раньше, и никаких бисквитов детям не досталось. А потом…
А потом…
Они взобрались на холм, их бедные усталые ноги еле передвигались, словно поршни маленьких паровозиков, животы болели, горло пересохло от жажды… А за холмом открывался престранный вид: там был заснеженный луг и над ним шёл снег. Снег падал только на этот луг, круглый и белый, как скатерть. На этой скатерти были расставлены всякие вкусности: сэндвичи с ветчиной и клубничным джемом и всевозможные пирожные. Посередине стоял большой коричневый чайник, а рядом – молочники и доверху полные сахарницы. А вокруг скатерти сидели – в тёплых фланелевых нижних юбках и высоких ботинках на пуговицах – двоюродная бабушка Аделаида Болль, и миссис Гроббль, и миссис Гуттциц, и миссис Рамбльтум, и прочие дамы, в шляпках друг друга.