— «Катунь» пока начало. Но в умах ученых, того же Бориса Силыча Бутакова, зреют новые планы, рождаются уже не на бумаге, а в металле иные ракетные системы — легкие, мобильные. Чем не зенитная артиллерия? Только мощь, эффект несравненно выше. Небо и земля! И вот такие-то системы вдоль границ, да по всей стране. Пускай тогда суются! Да, «Катунь» — начало. Но ведь все в мире начинается с «клеточки», с невидимого сдвига, с первого шага. Большое — из малого. Не сделав первого шага, не сделаешь и второй. Согласны?..
Сергеев вытер лицо клетчатым платком. Улыбнулся, взглянув на Фурашова:
— Ради этого, Алексей Васильевич, стоит, черт возьми, послужить и копья поломать, а? Или другие мысли?
— Думаю, Георгий Владимирович, как раз о будущей обороне… Фантастично!
— Не фантазия — реальность! Но у самого дух захватывает!.. А пока — «Катунь». Вы ее видели, знаете. Скоро первые части потребуется формировать… Представляете, Алексей Васильевич? Армия должна подготовиться к приему такой техники: научиться управлять ею, взять в умелые руки. Создаем уже команды, они станут ядром будущих формирований. Эти формирования собираемся закончить к началу поставки техники промышленностью. Настройку аппаратуры, испытание ее — все будем делать вместе с промышленниками, с их специалистами, учиться у них. Все нужно взять — знания, умение. Прозреть и встать, как говорится, на свои ноги…
Он сделал паузу, словно затем, чтобы проверить, как воспринимает его слова Фурашов, а может, просто давал себе короткую передышку. В небольшом кабинете было душновато. Сергеев вновь вытер порозовевшее лицо.
— Меры резонные, — проговорил Фурашов, — Они всего быстрее дадут результаты. Знаю по себе — паять, настраивать аппаратуру с инженерами, с теми, кто конструировал ее, — быстрее поймешь, что к чему.
— Вот именно! Мы учли опыт полигона. Но еще думаем создать учебный центр. Позднее будем пропускать через него всех. А пока офицеров из училищ и бывших зенитчиков — кто хочет, кто пожелает, кого заинтересует новая техника — уже начинаем посылать группами на заводы, в конструкторские бюро. Пусть приглядываются, учатся. Тут всякое деяние — благо! Везде, где придется, черновой работой не будем брезговать, не пристало. Так или нет?
— Так!
— Кстати, как к этому отнесутся будущие техники, инженеры, кого начнем переучивать на ракетную технику? Не окажутся белоручками, придется им это по душе?
— Большинству скорее — да. По природе, призванию инженер, техник должен заниматься и черновой работой…
— Радуете, Алексей Васильевич! Уже переводим два училища на выпуск офицеров-техников — надо готовить новый тип офицера. Не просто командира, а командира-техника, командира-инженера… Все, о чем тут мы говорили, называется революцией в военном деле. Но у всякой революции — известно, не открываю Америки, есть и главное, светлое, ради чего она совершается, есть и теневое. Обратная сторона, как говорится, медали… Главное, светлое — это новый уровень армии, на какой она поднимается, новые горизонты. Это — скачок, а не просто ползучее изменение, какое-то перманентное улучшение. И идет она, подобно всякой революции, и легко, и не легко. Есть очень важный момент — мы, военные люди, должны ее понять и принять, почувствовать своей, что ли. А здесь-то как раз и не все гладко — увидите скоро сами: кое-кто, не веря, прямо отвергает ее, цепляется за старое. Есть и такие, кто, боясь, что не смогут стать рядом, — не хватит сил и ума, — будут вставлять исподтишка палки в колеса: авось старое, привычное еще поживет, подюжит. И тут своя логика. Ракеты?! Мол, улита едет, когда-то будет! Зенитной артиллерией да прожекторами хотят и впредь противовоздушную оборону держать. Всякое есть! Люди не в стороне от революции, она и в них должна произойти, не только в технике.