— Уходят со мною адмирал Колчак и Пепеляев, остальные остаются в вагоне.
Офицеры и штатские растерялись, возмущенно переговаривались.
— Господин Пепеляев, не заставляйте себя ждать!
Из вагона суетливо выскочил председатель совета министров Пепеляев, приземистый, с брюшком; в Сибири его считали «сильным человеком» и доверенным лицом адмирала.
Григорьев оставил четырех партизан охранять вагон со всеми высокопоставленными пассажирами и повел Колчака и Пепеляева на вокзал. Там был составлен акт о передаче адмирала и председателя совета министров Иркутскому ревкому.
— Адмирал, у вас есть личное оружие?
Колчак беспрекословно вытащил и протянул Григорьеву кольт.
После допроса, снятого следователем ревкома в тюрьме, Колчака и Пепеляева приговорили к расстрелу.
Везти их в Москву было рискованно: колчаковский генерал Войцеховский, имевший под своим командованием примерно пятнадцать тысяч белогвардейцев, повел наступление на Иркутск, чтобы отбить золотой запас, а попутно и освободить Колчака и Пепеляева. Чекисты раскрыли в городе густоветвистую, мощную подпольную организацию, созданную для спасения верховного правителя и председателя совета министров. Начались ожесточенные бои в пригородах и на улицах. В этих-то условиях ревком и решил: «Смертью двух преступников спасем от кровопролития тысячи жителей Иркутска!»
Колчак выслушал приговор совершенно спокойно, лишь по лицу прокатилась судорога, но вдруг выпрямился:
— Вы расстреливаете нас без суда?
— Вы и ваши пособники без суда и следствия уничтожали тысячи тысяч рабочих и крестьян! — жестко возразил Григорьев.
Голова адмирала беспомощно опустилась на грудь: понял, что ждать спасения бессмысленно.
Пепеляев раскис, превратился в мешок, набитый костями и мясом, умоляюще скулил, взывая к милосердию и христианскому всепрощению.
Если к Колчаку, врагу достойному, Хисматулла почувствовал уважение, то сиротливо ноющий Пепеляев вызывал отвращение.
Приговоренных повели к Ангаре. Над рекою плыл низкий, мутно-белый туман, но высокие берега были залиты слепящим лунным сиянием. Мороз стоял по сибирским понятиям средний — градусов тридцать: сковал мышцы шагавших, обжигал лица. Бесконечное безмолвие опустилось на улицы, на Ангару, на пригородные слободы, лишь скрипел снег под ногами, и чем ближе подходили к реке, тем скрип становился резче.
— А разве Ангара замерзла? — спросил Колчак Хисматуллу деловым тоном.
— Недавно замерзла, — ответил кто-то из иркутских дружинников.
На крутом берегу приговоренных поставили спиною к реке; рядом с высоким, стройным адмиралом всхлипывавший, с полузакрытыми от отчаяния глазами Пепеляев еще больше смахивал на туго набитый мусором мешок.